— За что?!
Н.К.: За ошибки.
— Какие ошибки? Резанов — одна из лучших ваших ролей!
Н.К. (смеется): Были, были ошибки...
— А какой из ваших фильмов вы считаете лучшим?
Н.К.: «Старший сын».
Л.П.: Да, фильм прекрасный. Помню, у Коли и Миши Боярского не получалась одна сцена и Леонов сказал: «Я вам сейчас дам урок актерского мастерства». Я при этом присутствовала. И представляете, он сыграл сцену за троих — за себя, Колю и Мишу — в десяти вариантах! Смешно, грустно, трагично. А когда закричал: «Нет, это неправда! Ты мой сын! Ты мой сын!», Коля заплакал и я зарыдала.
(Караченцов смахивает слезу.)
— По «Ленкому» скучаете?
Н.К.: Да. Я его люблю.
— Бываете в родном театре?
Н.К.: Бываю (вздыхает).
Л.П.: Осенью мы были на юбилеях Марка Захарова и нашей любимой Инночки Чуриковой. И на «Небесных странниках» — последней работе Марка Анатольевича. В «Ленком» ходим на все премьеры. В год обязательно бываем несколько раз.
— А к вам в гости ленкомовцы приходят? Вы же всегда собирали свою гримерку.
Н.К.: Да. Боря...
Л.П. (подсказывает): Борис Чунаев.
Н.К.: Стас...
Л.П.: ... Житарев.
Н.К.: Володя...
Л.П.: ...Кузнецов и Коля Шушарин. Они хохмят, играют на гитаре, поют и читают стихи, а Колька кайфует! Иногда плачет.
— А почему вы все время плачете?
Н.К.: От умиления.
Л.П.: Он так рад друзьям! Его очень трогает, когда они ему поют или читают стихи.
— Николай Петрович, а сами можете что-нибудь прочесть?
(Караченцов читает стихи Юлии Друниной — медленно, отрывисто, делая большие паузы. Некоторые слова трудно разобрать.)
Н.К.: Мы любовь. Свою. Схоронили. Крест. Поставили. На могиле. Слава богу. Сказали оба. Только встала. Любовь из гроба. Укоризненно нам кивая. Что ж вы сделали? Я живая! (Плачет.)
— Спасибо. Вы так сильно это прочитали. Профессия не забывается. Людмила Андреевна рассказала, как вы снимались в продолжении фильма «Белые росы». Волновались?
Н.К.: Средне.
Л.П.: А кто не мог уснуть, ворочался и свалился с кровати?
(Караченцов машет рукой — мол, ерунда, бывает.)
Н.К.: Это моя работа.
— Говорят, вы любите ездить?
Н.К.: Люблю. Очень.
— И чего вам дома не сидится? У вас так хорошо, уютно.
Н.К.: Я дом люблю. Но смена обстановки нужна.
— Не тяжело путешествовать? В тот же Китай лететь девять часов. Помучили вас там местные целители?
Н.К.: Нормально.
— Процедуры были болезненные?
Н.К.: Да. Я терпел. Понимал — это надо.
Л.П.: Первое время мы держали Колю впятером — я, Надя и три китаянки. Просто лежали на нем, пока врач ставил иголки. А однажды Коле удалось высвободить до этого почти не двигавшуюся левую руку, и он как врежет одной из китаянок! «Ага, — сказали мы с Надей, — больной пошел на поправку».
— Китаянка не возмущалась?
Л.П.: Да нет, она же медсестра и понимала, что Коле больно.
— Улучшение после Китая почувствовали?
Н.К.: Да. Движения лучше.
Л.П.: Коля помимо процедур принял огромное количество препаратов. И сейчас пьет их горстями. Но это только часть того, что нам предстоит принять.
Скоро поедем в Тибет.
— Да, Людмила Андреевна не даст расслабиться. По-моему, она диктатор по натуре.
Н.К.: Она мой друг.
Л.П.: Мне приходится проявлять строгость, чтобы был порядок. Правда, Коля? Нам ведь надо жить? Ты любишь жизнь?
Н.К.: Очень.
Л.П.: И мы должны с тобой жить долго.
Н.К.: И счастливо.
Л.П.: А для этого нужно здоровье.
— Вот и сидели бы на даче, набирались сил...
