Согласно традициям цыганка может встречаться только с цыганом. Дошло даже до угроз. Гитану не выпускали из номера, чтобы помешать видеться со мной. И однажды она вылезла в окно и спустилась вниз по трубе — все-таки акробатка!
Цирк выступал в Ленинграде десять дней. И мы провели их вместе. Конечно, это был никакой не роман, а просто чудесное знакомство. А потом гастроли закончились, и они уехали в другой город. Я не знал, встретимся ли мы когда-нибудь снова. Даже переписываться не могли: у Гитаны не было постоянного адреса, а у меня дома — жена и маленькая дочка. Я не понимал, что делать с этим чувством, — все так вдруг, неожиданно...
И тут Марк Донской утвердил меня на роль Павла Власова в фильме «Мать». Съемки проходили в Киеве. Марк Семенович не отпускал от себя ни на шаг, я даже ночевал на диванчике в его кабинете на территории Киевской киностудии — практически на листах исчерканного режиссерского сценария. Утром только глаза откроешь — свежевыбритое лицо Донского: «Так, голубчик, подъем! Репетиция!» или «А что вы думаете, Алексей, по поводу декораций?» — как будто я в этом хоть что-то понимал! Затем — съемки, после них — репетиция завтрашних сцен. Поскольку в главной роли сама Вера Марецкая, нужно быть готовым.
Павел Власов — совершенно новое для меня амплуа. Я в себе ничего похожего на этого героя не ощущал. Больше всего беспокоился о сцене, где Павел плачет.
Пока ставили свет, с ужасом думал, что через несколько минут нужно будет сползти с табурета и, глядя на Марецкую, изображать рыдания. В первый же перекур подошел к Донскому и нагло заявил:
— Никаких слез на моем лице не ждите! Пусть лучше в этот момент на экране будет не Павел, а Ниловна.
Донской рассмеялся и несколько раз повторил:
— Ты же с Марецкой играешь! С Марецкой!
Я был зол, что он меня не слушает.
«Мотор!» Сцена пошла. Хотел прервать съемку и отказаться от роли, пусть хоть стреляют. И тут увидел глаза Веры Петровны, полные слез, она повторяла: «Па...
Па-а», не в силах выговорить «Паша». Не отрываясь смотрел на нее, как вдруг дрожащая рука Марецкой коснулась моей головы и я почувствовал, что у меня по лицу покатились слезы. А ведь в этот момент Вера Петровна стояла спиной к киноаппарату и ее игры никто, кроме меня, не видел. Великая актриса.
Пока я снимался, мама моей первой жены Ирочки, Екатерина Борисовна, сочиняла обо мне всякие легенды: якобы я в Киеве закрутил роман и вообще веду себя вольно и развратно. Как сказал Молчалин в «Горе от ума»: «Ах, злые языки страшнее пистолета!» Тот же случай. Бывшая теща была железной леди, не случайно ее девичья фамилия — Долбежева. Стыдно признаться, но Екатерину Борисовну я боялся до ужаса. Командирша: шаг в сторону — расстрел.
Она сделала все, чтобы нас с Ирочкой развести. Обвинения выглядели смешно, но ярлык развратника ко мне прилепили накрепко. Мог возопить: «Что вы несете, Екатерина Борисовна? Я даже Киева не видел, так как режиссер не выпускал меня из своего кабинета!» Но это было бы бесполезно: поклонниц полно, значит, небезгрешен.
После съемок фильма Михаила Калатозова «Летят журавли» началось просто сумасшествие какое-то. Хотя в кадре я был от силы пятнадцать минут. Но картина завоевала Гран-при в Каннах — «Золотую пальмовую ветвь». Грандиозный успех! Иногда казалось, что мне симпатизируют девушки всего Советского Союза. Развязка не заставила себя ждать.
