Категорические возражения надзирающих органов вызвал тот факт, что партизанским отрядом командует человек по фамилии Левинсон, а играет его артист Джигарханян. Спас ситуацию случайный разговор, произошедший между двумя великими женщинами и подругами — актрисой МХАТа Ангелиной Степановой и Марией Бабановой, игравшей на сцене Театра Маяковского.
— Что новенького? — поинтересовалась вдова писателя Фадеева Ангелина Иосифовна Степанова.
— Пришел было к нам хороший мальчик, репетировал «Разгром» твоего Саши, всем нравилось, но спектакль решили зарубить.
— Кто посмел поднять руку на произведение человека, который был председателем Союза писателей СССР?!
Ангелина Иосифовна позвонила по «вертушке» главному идеологу КПСС Суслову, и Михаил Андреевич лично явился на следующий спектакль, чтобы разобраться. Я по молодости лет явно недооценивал серьезность создавшейся ситуации и едва сдерживал рвавшийся наружу хохот, который вызвали у меня блестящие резиновые калоши секретаря ЦК.
В конце спектакля человек в калошах встал и громко зааплодировал. Закончилось все триумфом и хвалебной публикацией в газете «Правда».
Гончаров от своего имени и имени худсовета официально пригласил меня в театр режиссером, а жену пообещал взять актрисой. Это был момент моего профессионального торжества, исполнения желаний. Я сообщил Нине о приглашении Гончарова, но она сказала: «Нет, я не пойду. И тебе не стоит принимать это предложение. Андрей Александрович — человек сложный, с характером, ты окажешься заложником его авторитета. Оставайся в «Сатире».
Я удивился, но противоречить жене не стал, а скоро понял, что она сделала ход, достойный великого шахматиста, просчитывающего партию на десять ходов вперед. Я многим обязан Нине и присущему ей замечательному качеству, которое позже определил как «кошачий ум», — способности на уровне интуиции предвидеть ситуацию и последствия тех или иных поступков.
Тем не менее сказать, что у нас были безоблачные отношения, не могу. Я доставлял ей неприятные минуты, но при этом инстинктивно, не отдавая себе отчета, почему-то очень боялся разрыва. Однако жизнь все равно оставалась полосатой: ссоры и тяжелые моменты чередовались с приятными событиями. В очередной раз я вырос в глазах жены после утверждения меня главным режиссером «Ленкома». Произошло это благодаря тому, что сразу несколько определяющих мою судьбу линий сошлись в одной точке.
По счастливой случайности оказалось, что я живу в одном кооперативе с Юрием Визбором. Мы часто спускались и поднимались с ним в лифте и через некоторое время были вынуждены познакомиться. Речь зашла о совместном написании пьесы. Так появился странный, но веселый «Автоград-ХХI», и мы с Юрой стали думать, как его реализовать на сцене.
Местом, где было престижно и не совестно показать «Автоград-ХХI», по нашему мнению, являлся Театр имени Ленинского комсомола. Там у меня было много хороших знакомых — Ширвиндт, Державин, Корецкий. Не помню уже, кто именно — директор или завлит — пригласил меня, и вскоре я читал пьесу труппе «Ленкома».
После ухода Анатолия Эфроса театр переживал не лучшие времена, постановкой «Автограда-ХХI» мне удалось поднять жизненный тонус коллектива и создать себе плацдарм, с которого можно двигаться вперед. Для дальнейшего наступления на «Ленком» я выбрал «Тиля Уленшпигеля», над которым легко и вдохновенно работал с другом и единомышленником Григорием Гориным. Успех спектакля превзошел все ожидания, он был оглушительным.
