На вопрос о возможной публикации воспоминаний оппонент вяло поинтересовался:
— А что такое?
Ничего не оставалось, кроме как пойти в наступление:
— По информации, полученной из советского посольства в США, воспоминания Хрущева попали в корпорацию «Тайм Инк.» и их собираются использовать в провокационных целях.
Гарт и не думал перебивать, внимательно вслушиваясь в каждое слово.
— В этих мемуарах якобы даются уничижительные характеристики руководителей компартии и правительства, включая самого Брежнева.
Посольство считает необходимым предотвратить публикацию пасквиля, а также применить жесткие санкции к московскому бюро журнала «Тайм». Но людям, поручение которых я выполняю, известно истинное содержание пленок, на которых записаны воспоминания: никакого компромата там нет. Их интересует не факт приобретения мемуаров, а то, какой их вариант будет опубликован и когда. То есть оригинальный, принадлежащий Хрущеву, или другой — с добавлениями, сделанными врагами нашей страны.
В трубке по-прежнему висело молчание. Наконец Гарт произнес:
— Не знаю, о каких вариантах вы говорите. В нашем распоряжении единственный, истинный экземпляр воспоминаний Никиты Хрущева, и никакой крамолы в них действительно нет.
Первые два отрывка появятся в журнале «Лайф» в конце года. Журнал «Тайм» сообщит о публикации и даст комментарий по этому поводу. Похоже, я знаю, откуда дует ветер, — продолжил он. — Ваше посольство, видимо, процитировало статью одной вашингтонской газеты, недружественной скорее к нам, чем к вам.
— Хочется верить. В Москве прекрасно понимают, какое конкурентное преимущество дают мемуары Хрущева. И надеются, что редакция проявит здравый смысл и не включит в текст эпизоды, которых там нет и которые могли бы скомпрометировать советское руководство. В этом случае, как мне дали понять, против журнала «Тайм» санкции не будут применены вообще, а если и будут — под давлением МИДа, — то чисто символические, — я буквально отбарабанил заученные фразы.
В ответ Гарт сказал:
— Повторяю, у нас нет иного текста, кроме переданного нам оригинала.
Что касается публикации отрывков, то сейчас я не уверен, какой именно эпизод выйдет в «Лайф». Кажется, редакторы остановили свой выбор на... А откуда вы со мной говорите? — вдруг спросил он после паузы.
— В это трудно поверить, но я стою в телефонной будке в Париже.
— Правильное решение, — сдержанно заметил Гарт. — Прошу вас пока воздержаться от общения на тему мемуаров с коллегами-журналистами, хотя, как понимаю, вы и не собираетесь этого делать. Наилучшие пожелания, и держите меня в курсе, если что...
На этом мы распрощались.
«Ты молодец, — похвалил Вадим, — сделал все как надо, ничего не упустил. И теперь с чувством выполненного долга можешь лечь спать, — произнес он с наигранным пафосом. — А я поеду в посольство. Надо отправить шифровку в Москву».
Встали рано. Только собрались, как за нами приехал водитель с гостинцами от Олега и повез в Орли. В самолете мы тут же отключились — сказывалось напряжение последних трех дней. Проснулись уже перед самой Москвой. Соседка, элегантная брюнетка, не удержалась от ироничной реплики:
— Вам, видимо, будет что рассказать друзьям о ночной жизни Парижа. Признайтесь, что это было — «Мулен Руж» или «Крэйзи Хорс»?
Я, смутившись, собрался сказать, что во французской столице мы не отдыхали, а работали, но Вадим опередил:
— Жаль, что вчера вас не было с нами.
Наградой ему была очаровательная улыбка.
Оказавшись в зале прилетов и увидев встречавших нас коллег, он, то ли с облегчением, то ли с сожалением, выдохнул: «Ну, вот мы и дома!»
«Да, — подумал я. — Осталось только дождаться выхода воспоминаний. Но можно ли быть в полной уверенности, что американцы сдержат слово? Если, не дай бог, подтвердится информация посольства, многим не поздоровится, в том числе и нам».
В Москве мы вернулись к привычным делам.