Сентябрьским утром 2002 года я проснулась с дикой головной болью. Внутри стучало: «Младший брат умер! Младший брат умер!» Попыталась успокоить себя здравыми рассуждениями: «Ира, твой младший брат действительно погиб, но это случилось много лет назад». Зачем-то набрала номер Балабанова — он не ответил. Тут же позвонила Сельянову и, не в силах сдержаться, выкрикнула в трубку эту ничем не объяснимую фразу:
— Сережа, младший брат умер!
— Ира, не могу сейчас разговаривать. Я в Нальчике.
Потом выяснилось, что Сельянов отправлял в Кармадон группу Бодрова для съемок фильма «Связной».
А двадцатого сентября на ущелье сошел ледник...
Немного придя в себя после этого страшного известия, я позвонила Балабанову. Трубку взяла Надя: «Он ни с кем не разговаривает. Лежит, отвернувшись лицом к стене».
Место для съемок «Связного» Бодрову порекомендовал Балабанов — годом раньше в окрестностях Кармадона он сам снимал картину «Война». Теперь его боль усиливало еще и чувство вины: не посоветовал бы ехать в проклятое ущелье, Сергей и ребята остались бы живы.
Как мне могло прийти в голову учить Алешу уму-разуму в этот момент?! Но ведь взбрело же...
— Скажи, зачем вообще снимать кино у черта на куличках, подвергая себя и людей опасности? Что мешает построить декорации в Подмосковье или под Петербургом? — спросила я, когда он наконец взял трубку.
— Считаешь, что я виноват в смерти Сережи?
— Да, виноват!
Очень скоро поняла, что не должна была этого говорить.
Гибель группы Бодрова стала для Алеши страшным ударом, а тут еще я со своим приговором... Не знаю, что стало причиной — моя ли глупая бессердечность или то, что Алексей как-то сломался после кармадонской трагедии, но мы перестали общаться. Дозвонившись до Балабанова в следующий раз, я услышала резкое: «Больше тебя ни видеть, ни слышать не хочу!»
Встретились мы только спустя семь лет — на похоронах Октябрина Сергеевича. Все эти годы я тепло общалась с бывшими свекром и свекровью.
Когда Инга Александровна привезла серьезно заболевшего мужа в Питер (оперироваться в Анапе они не решились), я раз в месяц ездила «генералить» в квартире, где теперь вместе с Федей жили бабушка и дедушка. Ни сделанные в лучшей петербургской клинике операции, ни усилия, которые Инга Александровна прилагала, чтобы вытащить супруга, не помогли — шестнадцатого октября 2009 года Октябрин Сергеевич умер.
В траурном автобусе мы с Алексеем оказались напротив друг друга. Он поднял на меня замутненный взгляд:
— Ты кто?
— Алеша, я мама Феди.
— А-а-а...
Через минуту в салон вошел кто-то из его команды, и Балабанов, указывая на меня, сказал:
— Это моя жена.
Когда автобус тронулся, Балабанов почему-то оказался уже рядом со мной. И уснул, положив голову мне на плечо. Водитель резко затормозил — Алексей открыл глаза, отстранился и пробормотал:
— Извини.
— Ничего.
Потом мы сидели за поминальным столом и говорили об Октябрине Сергеевиче. Алеша рассказывал истории из своего детства, Федя — из своего. А я смотрела на Ингу Александровну и восхищалась мужеством, с которым она переносит утрату.
С мужем они были вместе больше полувека. Прожили в любви, уважении и взаимопонимании, какие редко бывают. Сейчас подумала: может, именно эти проведенные в счастье годы дали ей силы и для того, чтобы перенести смерть Алексея?
Здоровье Балабанова оставляло желать лучшего — у него барахлило сердце. Постоянно слышала от Инги Александровны: «Алеша не жилец. Больше всего боюсь, что сын уйдет раньше, чем я...»
На кладбище после его похорон она меня спросила:
— Ира, ты поедешь со мной в Анапу?
— А как же работа? Меня не отпустят.
Но вскоре после сорока дней позвонила ей сама: — Инга Александровна, я поеду с вами.
— Вот и хорошо.
Я ведь в Питере почти всегда одна. Федя забежит на четверть часа, а потом опять — по своим делам. Нет, я не сержусь и не ворчу — знаю, он меня любит, просто у мальчика своя жизнь.
Федор сейчас действительно очень занят. В качестве второго режиссера работает над кинопроектом «Другая кровь». После смерти Балабанова в прессе появилась информация, что сын будет снимать фильм по сценарию отца — тому самому, который Алексей писал до последней минуты. Когда я спросила Федю, правда ли это, он ответил: «Нет. Я не режиссер, я только учусь...»
