Там по фамилии, имени и году рождения мне нашли адрес Балабанова. В парикмахерской привокзальной гостиницы сделала прическу, маникюр и отправилась на указанную в бумажном квитке улицу. Дверь мне никто не открыл. Побродив полчаса по городу, вернулась обратно. Опять никого. Уже темнеет. Куда идти, где ночевать? Ничего не оставалось, как позвонить по телефону родителей Алеши, который он мне дал «на всякий случай» при последней встрече. Трубку взял Алексей. Что говорила, объясняя, как и зачем оказалась в Свердловске, не помню. Он хладнокровно ответил: «Ну, раз приехала, приходи».
Родительский дом оказался совсем неподалеку — быстренько сгоняв за баулами на вокзал, минут через двадцать была на месте. Алексей познакомил меня с отцом Октябрином Сергеевичем.
Мама, Инга Александровна, была в то время в командировке. Мы посидели за столом, выпили чаю, а потом отправились в квартиру Алеши. На другой день, уходя на работу, он дал деньги: «Ко мне вечером «рок-н-ролл» придет, купи выпить, в Центральный гастроном съезди».
Когда подошла к кассе в винном отделе, продавщица окинула грозным взглядом: «Вам же нет двадцати одного года! Покажите паспорт!» Документ лежал в сумочке, но демонстрировать его не имело смысла — мне в ту пору было двадцать. Быстро нашла «правильного» мужика, который помог приобрести все, что нужно.
Вечером однокомнатная квартира Балабанова превратилась в филиал Свердловского рок-клуба. Пришли Илья Кормильцев, Алеша Могилевский, Слава Бутусов, еще какие-то ребята.
Стремительно все выпили и съели бабушкины гостинцы. Потом кто-то побежал на улицу — разжиться спиртным после семи можно было лишь у таксистов. К полуночи гости разошлись, остался только Слава Бутусов. У него в ту пору случились какие-то неприятности в семье, и он, как мне показалось, не спешил домой. Но мы об этом не говорили. Бутусов вообще редкий интроверт (в чем они с Балабановым очень схожи), а в те дни был особенно погружен в себя. Такой же потерянной чувствовала себя и я. Алеша был будто совсем не рад моему приезду, я не нашла в нем тепла, о котором мечтала.
Утром Балабанов уехал на работу, а мы со Славой остались дома. Я любила тогда русский рок, много его слушала, но группу «Наутилус Помпилиус» услышала впервые накануне — Алеша поставил запись второго альбома, который только что вышел.
Мне очень понравилось. На Урале в то время культивировался тяжелый рок, а вот такой — тонкий, лирический — был внове.
— Мне ваш альбом очень понравился.
— А что именно? — спросил Слава.
— «Гуд-бай, Америка!» Можешь спеть?
— Я тебе новую спою.
И спел «Я хочу быть с тобой». Сразу оценила эту песню: чудное сочетание текста и вокала. А когда с группой, в ансамбле, просто невероятно! Сердце таяло, «как шоколад в руке»...
Потом мы с Бутусовым отправились бродить по городу, заглядывая по пути к его приятелям. Ближе к вечеру добрались до Славиного дома.
К нему приехали музыканты из Челябинска, и мы тусовались на маленькой кухне: сидели на полу — народу-то много набилось. Мне Бутусов подарил альбом на «катушке» и фотографии.
Когда собралась уезжать домой, Балабанов удерживать не стал. И в аэропорт не проводил, да я и не просила. Добиралась транзитом: самолетом до Казани, оттуда в Горький поездом. Ноябрь — вокруг все серо, уныло, мрачно. И на душе то же самое: «Зачем поехала в этот Свердловск?» Алеша жил своей жизнью — творческой, насыщенной, в которой я не предусматривалась. Твердо решила забыть о нем... Не получилось, как ни старалась.
Он появился на моем пороге спустя полтора года — летом 1987-го. Вместе с Кирюшей Мазуром. Совершенно неожиданно, без предупреждения...
В ту пору двое их однокурсников задумали построить под Горьким Город Солнца. Для начала взяли в аренду у захудалого колхоза коровник и буренок, голов двадцать. Надеялись, откормив скотину, получать высокие надои, а вырученные от продажи молока деньги пустить на строительство домов, разбивку парков, скверов. Мы решили съездить к этим романтикам-утопистам.
Входим в коровник и видим: лежит мертвая животина, а над ней скорбно склонились строители Города Солнца.
— О, лошадь сдохла! — растерянно-изумленно обронил Кирилл.
— Это корова, — мрачно поправил один из романтиков. — При отеле скончалась. Теленок вон, — он мотнул головой в устланный соломой угол, где новорожденный пытался встать на ноги.
