Ефремов застал большинство корифеев МХАТа. С удовольствием вспоминал, как в студенческие времена «зажигал» с ними в Доме отдыха в Пестово — катался на лодках, разводил костры, играл в карты. По вечерам вместе с однокурсниками Михаилом Пуговкиным и Алексеем Покровским Олег Николаевич резался в очко с Яншиным и Грибовым. И часто выигрывал.
В МХАТ по окончании вуза Ефремова не взяли. Он работал в Центральном детском театре и преподавал в Школе-студии, из студентов которой и организовал «Современник». Через двадцать с лишним лет «старики» наконец-то позвали Олега Николаевича в Художественный театр, переживавший свои худшие времена.
Историческая встреча состоялась на квартире у Яншина летом 1970 года. Ефремову запомнилось огромное блюдо с черешней, стоявшее на столе.
Переговоры завершились только к сентябрю. Олег Николаевич не хотел бросать «Современник», мечтал вернуть его под крыло альма-матер на правах автономной студии. «Старики» не возражали, но Ефремова не поддержали ученики и соратники, сказали: МХАТ мертв, его не оживить. Потом к нему все-таки ушли Евстигнеев, Вертинская, Лаврова, Петр Щербаков и несколько других артистов.
Из мхатовцев против Олега Николаевича выступал только Борис Ливанов. Писал в ЦК, что Ефремову нельзя доверить лучший театр страны. После назначения Олега Николаевича не здоровался с ним, называл за глаза хунвейбином. Ефремову было обидно: раньше они с Ливановым дружили, выпивали. Ефремов студентом играл с ним в спектакле «Зеленая улица» и рассказывал, как Ливанов на репетициях искушал другого мэтра — Михаила Кедрова.
На обшлаге у него был нарисован чернилами циферблат. Борис Николаевич стучал по нему, когда «горели трубы»: «Мишель, пора», — и они под каким-нибудь предлогом прерывали работу и шли в легендарное кафе «Артистическое» через дорогу от МХАТа. В театре его называли «Артисти?к» на французский манер.
Мы с Ефремовым в основном ходили в «Метрополь» и «Националь». Там была прекрасная кухня, а он знал толк в еде и напитках и любил меня угощать: «Попробуй это. А теперь вот это. Ну как, вкусно? А если еще запить шампанским! О-о-о...» В Доме актера не бывали, не хотели лишний раз «светиться». Хотя Олег Николаевич нигде не оставался незамеченным. К нему подходили самые разные люди — поздороваться, выразить почтение. Он был прост и держался на равных, никогда не «давал звезду».
Однажды — уже после того, как я окончила Школу-студию, — мы вместе ехали в Ленинград на съемки в «Красной стреле».
Сидели в купе, ужинали, и вдруг на пороге возник какой-то дядька, солидный, в возрасте. Потом выяснилось — бывший военный. Поздоровался, попросил разрешения подарить бутылку коньяка. Олег Николаевич пригласил его за стол. Спросил:
— Вы откуда?
— Из Челябинска.
— И как там жизнь?
— Докладываю, — ответил гость. И стал подробно рассказывать о местных проблемах. Ефремов внимательно слушал и задавал вопросы. Ему действительно было интересно, что происходит в стране.
Олег Николаевич ничего не делал специально, на публику, не морализировал, не давал наставлений, но я училась у него, как надо относиться к своему делу и строить отношения с людьми.
По молодости была слишком горячей. Ефремов меня «гасил», удерживал от поспешных решений и поступков. На третьем курсе я думала о том, чтобы уйти к другому мастеру или вообще сменить вуз, он убедил подождать, потерпеть. Но об этом позже...
Олег Николаевич был честным и прямым человеком, ненавидел интриги, но старался избегать прямых конфликтов и сохранять баланс в отношениях с людьми. В отличие от некоторых знаменитых режиссеров, худруков популярных театров никогда не кричал на актеров, не старался их унизить.
