Ну почему нельзя поступить по-человечески? Почему не рассказать, не объяснить? Почему нельзя несколько этих дней, что я был там, вести себя по-другому? В общем, вот такая история...»
Тут я заказала себе коньяку граммов пятьдесят. И он присоединился к заказу. Только кофе еще попросил. Сергей все время пил кофе. Выпили мы, помолчали. Потом — он: «Поэтому то, что в Интернете пишут, будто я ушел из семьи к Люсе, это бредятина полная: когда мы встретились, с того моего грустного визита в Израиль много времени прошло...»
...Галя тогда осталась, тот «хороший человек» ушел; денег, чтобы поменять билет и улететь сразу, у Сергея не было, поэтому он был вынужден жить в Израиле еще неделю. Попросил пять шекелей у тещи, зашел в бар и понял, что на них не разгуляешься.
Домучился и улетел домой, понимая, что теперь у них с женой окончательно разные жизни.
Из врожденного чувства справедливости и женской солидарности я поинтересовалась, насколько сам Сергей Михайлович был тогда чист перед женой. Он врать не стал, признался, что, во-первых, ангелом не был, а во-вторых, Галя, видимо, так с ним натерпелась и так боялась его бешеных реакций, что не решилась сказать сразу: а вдруг он пойдет и убьет того «хорошего человека»...
Во всяком случае, Сенину легче принять эту версию, и я его понимаю. Ему не хочется вспоминать всю унизительность его общения с любовником жены и пачку (одну) сигарет, которую тот Сергею тогда щедро подарил за его услуги в организации их с Галей проекта.
Довольно скоро Галя разошлась с тем человеком и до сих пор вспоминает о нем зло и с обидой и иначе как одним нехорошим словом не называет.
Но зато от него она родила красивую дочь, о которой Сенин говорит тепло и нежно.
...Официально он оформлял развод долго — много было формальных сложностей из-за того, что Галя жила в Израиле. А параллельно шла жизнь творческая, которая упорно вела его к Люсе, Людмиле Марковне Гурченко, которая, как он считает, уже давным-давно была в его жизни. С его восемнадцати лет. Именно тогда он прочел гурченковское «Мое взрослое детство» и сошел с ума. Именно так он и говорит о своем тогдашнем ощущении: «Я сошел с ума, когда прочитал».
Он сидел с этой книгой в циркульной институтской аудитории, где давались лекции для всех потоков студентов. Он читал и читал, и не смотрел вокруг. И время для него перестало существовать. А когда дочитал до конца и поднял глаза, то увидел, что кругом сидят уже другие студенты, а за окном вечер. С этого момента, как он убежден, все и началось. Он восхитился прочитанным и вдруг понял, что Гурченко не только актриса, но и человек поразительный. Именно человек — в первую очередь. И когда они уже вместе жили, Сергей с радостью и облегчением понял: она именно такая, какой он узнал ее по книге. В высшей степени честная, откровенная, принципиальная в высоком смысле этого слова. «Понимаете, все сошлось! Под каждым ее словом я могу подписаться, если мне будет дано такое право», — сказал он. Здесь я могла бы написать, как восторженно и искренне он произнес это, но не буду — уж слишком сентиментально получится.
А написала предыдущее из понятной глупой хитрости: ну не могла себе отказать в удовольствии еще раз повторить, как хорошо, что Людмилу Марковну ТАК любил достойный человек.
Прочитал он книгу в 1979-м, а встретились они через одиннадцать лет. До этого ни во сне, ни наяву Сергей даже не представлял, что когда-то они могут встретиться. Просто абсурдно было бы даже подумать об этом!
Тем не менее это случилось. В Вильнюсе. В 1990 году. На съемочной площадке фильма «СекСказка» по Набокову. Он продюсировал очередную картину, ее дешевле было снимать в Литве. Собрали они съемочную группу, а Маргарита Терехова, которая должна была играть главную роль, вдруг отказалась.
