Но однажды на юге Франции все его подарки у Наташи благополучно украли, осталось лишь одно кольцо, которое потом перешло мне по наследству. И мама купила бижутерию, чтобы хоть что-то надевать на приемы в посольстве. Переживала конечно. Я думала: «Ну, заплачь уже!», но она мужественно терпела. Лишь смотрела грустно: «Такое только со мной могло случиться». Становилось ее жутко жалко.
Кириллу от родителей досталось имение в предгорье Альп. Они ездили туда с Наташей, собирались построить новый дом и переселиться в старости во Францию. Продумали все до мелочей. Кирилл даже оформил бумаги и заказал фундамент. Но все их мечты канули в Лету.
Своего жилья в Москве так и не образовалось: то ли не по карману было, то ли желания не возникало. Из «дипломатического» дома через год — дольше там находиться не разрешалось — переехали в общежитие Малого театра, в комнату с обвалившимся потолком, и прожили там пять лет, до самой маминой смерти. Можно сказать: «Вилькина умерла в общежитии Малого театра».
Гоголева спрашивала у руководства:
— Почему Наташе не могут дать квартиру?
— Зачем? У нее же муж француз.
— А Наташа разве не заслужила своего угла?
Маму мало беспокоил жилищный вопрос, ее мучило отсутствие ролей.
Очередная поездка во Францию, куда Наташа ездила с антрепризой «Лев зимой», принесла надежду. После спектакля к ней подошел французский писатель: «У меня есть повесть о последнем дне Марии Стюарт. Практически моноспектакль. Я хочу, чтобы вы в нем играли. Предполагается сделать две версии — русскую и французскую». Мама загорелась, уже в Москве получила по почте текст и попросила Кирилла перевести его как можно скорее, ей не терпелось приступить к работе. Кирюша просидел за работой всю ночь. Мама сама сделала литературную адаптацию и договорилась вечером встретиться с Виктором Коршуновым, который был уже директором Малого, чтобы убедить его поставить спектакль на базе театра.
Это было седьмого апреля 1991 года, на Пасху. Провожая меня в театр — мы с Нелли Ивановной Корниенко играли в спектакле «Вишневый сад», она Раневскую, я Анечку, мама предупредила: «Мы с Кириллом приедем, поговорим с Коршуновым, а потом отвезем тебя домой».
Была немного слабая, вялая, как будто спать хотела, видимо, давление упало.
Во время спектакля мне вдруг показалось, что мама вошла в зрительный зал. И тут кто-то плотно задвинул портьеры на выходе в коридор. Потом узнала: не хотели, чтобы я увидела, как мама лежит на полу без сознания. Только когда опустился занавес, мне сообщили: «Наташа поговорила с Коршуновым, Виктор Иванович дал добро, она вышла от него и упала. Инсульт. Кирилл повез ее в больницу на улице Гиляровского. Да ты не волнуйся, все будет нормально». Удивительно, что у мамы Нелли Ивановны в этот день тоже случился инсульт, и она умерла, так и не придя в сознание.
Очень скоро вернулся Кирилл, и мы с ним заехали за бабушкой.
Я умоляла ее: «Тамарочка, только молись, пожалуйста!» — но она словно окаменела.
И вот идем по жуткому больничному коридору — серые стены, низкий потолок, линолеум, разорванный в клочья железными каталками, и я слышу из ординаторской: «К Вилькиной пустить только мужа и маму». Значит, мне нельзя, надо ждать. Тамарочка с Кириллом направляются к лифту, заходят, вдруг опять тот же голос: «Как умерла?! К ней только что мама пришла». Первая мысль: «Мне надо быть рядом с Тамарочкой. Я не могу и ее потерять». Рванула в лифт, слава богу, он еще не закрылся, и пока мы ехали на четвертый этаж, не произнесла ни звука. Тамарочка зашла в палату, ей сказали: «Наташа умерла».
Дальше уже нужно было о бабушке позаботиться.
Всего за несколько дней до этого мы с мамой читали гороскоп. Про нее было написано: «Вам предстоит дальняя дорога». Она удивилась: «Интересно, куда же? Я ведь только что вернулась из Франции!»
Ей было всего сорок пять... Врачи сказали, что оборвался легочный тромб. Время от времени она жаловалась, что болит в области груди, я говорила:
— Мама, проверься!
— Не сейчас.
— Хотя бы не кури по две пачки в день — это ужасно.