Мой совет — женитесь на Ирочке Тельпуговой, с ней вы будете счастливы.
Я подумал: «У Марии Осиповны что-то не в порядке с головой. Как совсем юная студентка может стать женой уже слегка потертого господина, ведь мне сорок восемь?!» Тем не менее невольно стал присматриваться к Тельпуговой. Она проносилась мимо как ветер, никогда не задерживаясь, не задавая вопросов, прелестно репетировала две главные роли в студенческом спектакле и улетала. Очаровательная, воспитанная, очень интеллигентная леди, совершенно непохожая ни на Тоню, ни на Наташу.
Это было для меня абсолютно ново и, дурацкое слово, — свежо. Я никогда не дружил с такими барышнями, меня всегда окружали более земные, природные создания женского пола; очень извиняюсь, но среди моих жен леди не было.
Уже потом, когда мы познакомились поближе, я спросил:
— Ира, а ты полы когда-нибудь мыла?
— Нет, мама все делала. Я и готовить не умею, да и не люблю, — Ира была поздним ребенком, и родители очень баловали свое единственное дитя.
Сразу оговорюсь: Ира стала прекрасной хозяйкой. Если раньше она не знала, как поджарить яичницу, то сейчас готовит такие блюда, что французские повара могут отдыхать.
Тельпугова мне нравилась, но никаких шагов к сближению я не делал, уж очень юной и нежной она была.
Накануне распределения Ира сама обратилась ко мне:
— Леонид Ефимович, хочу с вами посоветоваться.
Я, такой хитрый гад, щупальце запустил в нее, говорю:
— Что мы на ходу разговариваем, приходите ко мне домой, угощу вас своим фирменным блюдом — гречневой кашей, — повел себя как преступный ловелас, заманивающий девушку в свою нору.
Тельпугова пришла вечером, мы ели кашу и разговаривали, Ира волновалась: — Мне предложили выбрать между Детским театром и Малым.
— А вы сами к чему склоняетесь?
— Очень люблю кошечек, собачек, птичек, поэтому хочу пойти в Детский театр.
Я выразительно покрутил пальцем у виска:
— Вам хочется играть зайчиков, но вас приглашают в Малый театр, вы немножко так пораскиньте мозгами.
Давал Ире советы, а сам испытывал к ней огромное чувство нежности и мужской тяги, но не позволил себе никаких вольностей.
Через некоторое время мы стали вместе работать в Малом.
Я старался относиться к Ире так же требовательно, как ко всем своим ученикам, и чем больше она мне нравилась, тем строже становился, прятал чувство за режиссерской суровостью.
Но сколько можно так жить? Мне все чаще хотелось крикнуть на репетиции: «Ира, ай лав ю!» Она как умная чуткая женщина понимала: Леонид Ефимович не вполне адекватен, с ним что-то происходит. В ней тоже росло чувство, но об этом мне не хочется говорить вместо нее.
Однажды после спектакля пригласил Тельпугову прогуляться по улице Горького. Я рассказал ей, что у меня было две семьи, что дочь от первого брака растет во Франции, что принял решение больше никогда не жениться. Ира стала говорить, как верно мое решение и как она меня понимает. Я подумал: что за молодец, так поняла мою душу! В тот вечер я признался ей в любви.
Перед свадьбой спросил свою невесту:
— Ира, что тебе подарить?
Зная, что она живет в хороших условиях — ее папа был военным писателем, предполагал, что маленьким бриллиантиком тут не обойдешься, а для режиссера в Советском Союзе такие траты были равносильны катастрофе. Ира ответила как настоящая леди:
— Подари мне котенка.
Был куплен, надо сказать, не очень дешевый котенок персидской породы. Девятнадцать лет этот «подарок» жил в нашем доме — огромный срок, по которому уже можно судить о характере моей жены: она обожает весь животный мир от микробов до слонов.