Лошадиные дозы! Чтобы усилить действие «колес», запивал их алкоголем. На гастролях в Ленинске-Кузнецком он был в таком состоянии, что пришлось везти в психушку, так как раньше не существовало специализированных наркологических центров. А на сцену, чтобы не срывать концерт, выпустили артиста, похожего на Ободзинского, и он пел под «фанеру». Врачи, спасавшие Валеру, удивлялись, сколько здоровья Бог отмерил этому человеку.
Один писатель, который его знать не знал, рассказывает, что Ободзинский напивался перед выступлением. Другой «свидетель» живописует, как он падал со сцены. С начала семидесятых до последнего выхода Валеры на сцену в 1987 году я не пропустила ни одного концерта. И клянусь: ни разу не видела его пьяным на сцене, а тем более — чтобы он с нее падал.
После, бывало, пил. Но давайте будем честны: практически все артисты злоупотребляют. Ободзинский не был алкоголиком, он сам называл себя наркоманом.
«С таблетками мир другой, но это обманка», — рассказывал мне Валера. И видно, его тот другой мир не устраивал, раз он решил вернуться в этот. Его же никто не заставлял, ни мамы, ни жены, которые на аркане к врачу притащат, рядом не было. Мало таких людей, которые сами способны бороться с зависимостью. Алоиц, подсадивший его на наркоту, от нее же и умер. А Валера, пережив страшные ломки, покончил с «дурью» без больниц и врачей.
Он ушел со сцены, чтобы спастись, считая, что единственный верный способ — стать простым человеком с маленькой зарплатой, у которого нет шансов заработать на новые дозы и нет безумных поклонниц, готовых снабжать «колесами».
Это был настоящий подвиг. Но даже столь героическая попытка могла быть обречена на провал, не окажись в этот момент рядом с Валерой Светы Силаевой. Замечательная женщина, давняя почитательница его таланта, приютила больного и отчаявшегося Ободзинского в своей крохотной квартирке, где жила вместе с дочерью. Самоотверженно ухаживала за ним, помогла пережить страшные ломки, соскочить с таблеток, травками отпаивала, нашла ему место сторожа на галстучной фабрике.
К моменту нашей встречи Валера уже вполне вписался в новую реальность. Даже устроился на вторую работу: охранял еще и склад РСУ, расположенный на другой стороне Яузы. Его абсолютно устраивала тихая размеренная жизнь.
Думаю, что оказавшись на пороге смерти и вполне сознательно поставив крест на своей артистической карьере, он боялся любых изменений. Но тут появилась я. Только сейчас понимаю, как Валера рисковал, встречаясь со мной, — ведь я была из Той Жизни...
Через несколько дней Ободзинский приехал ко мне в гости и был потрясен, увидев, сколько материалов о нем я собрала: афиши, программки, билеты, пластинки, записи интервью. Никак не мог поверить, что на свете есть человек, которому он до сих пор интересен и дорог.
— Деточка, можно я у тебя поживу? — спросил вдруг.
— Нет, — ответила я.
Свободная жизнь мне очень даже нравилась, не было ни малейшего желания снова взваливать на свои плечи чужие проблемы.
Но когда я в очередной раз проводила Валерия Владимировича до Светиного подъезда, он, стоя под проливным дождем, посмотрел на меня своими голубыми глазами и сказал: «Ты всем помогаешь. Только мне не хочешь».
И я задумалась: «А ведь он прав! Явилась, разбередила душу воспоминаниями, поманила афишками. И что? Легко преклоняться перед великим артистом, дарить ему букеты. А вот вернуть отчаявшемуся веру в себя — гораздо труднее».
Как-то я сказала своей приятельнице, тоже пламенной фанатке: «Сколько лет мы живем в своих грезах, а ведь пора бы уже понимать, что кумиры наши не святые: и пукают, и сопли, как у нас, текут. Характер, скорее всего, препаршивый, и как костюм для выступлений снимут, смотреть не на что.
