Когда тайное стало явным, мама обиделась. Не из-за отметки — из-за моего вранья. А еще мама никогда не ходила на родительские собрания. У нее спрашивали:
— Юля, почему?
— Если мою дочку при всех станут ругать, мне будет неприятно, а если хвалить — так я и сама знаю, что она хорошая девочка.
Кино и театр только дополняли волшебную картину детства. Съемки, даже эпизодические, были настоящим праздником. В восемь лет режиссер Нина Чусова утвердила меня на главную роль в мюзикле «Энни». Началось увлекательнейшее приключение: танцы, песни, настоящая собака на сцене! Я прекрасно помню кастинг.
Мама по совету приятельницы разместила мою фотографию в актерской базе в Интернете, где меня и нашли. Пригласили на пробы. Я спела, станцевала какой-то корявый танец. Взрослые искренне смеялись, а мне льстило, что я их развеселила. За ручку вывели из зала, где шло прослушивание, и сказали маме: «Ну что ж, поздравляем вас. Готовьте главную роль».
Ни я, ни мама такого исхода никак не ожидали. Началась подготовка. Долгими вечерами мы учили роль. Я не воспринимала текст на бумаге, и мамочка монотонным механическим голосом — чтобы не запоминала ее интонации — читала вслух.
И вот назначили первую репетицию. В коридоре суматоха — все дети с родителями. Волнуясь, не отпускаю мамину руку. Мне всегда было важно ее присутствие — в отличие от многих детей-актеров я не очень-то комфортно чувствовала себя в незнакомой обстановке.
Открывается дверь в зал, помощница Нины Чусовой Даша объявляет: «Так, всем спасибо за ожидание, дети заходят. Родители, приходите вечером».
Переглядываюсь с мамой и еще сильнее сжимаю ее руку. Шепчу на ухо: «Без тебя не пойду». Мама окликнула Дашу: «Извините, пожалуйста, но мы либо вместе остаемся, либо вместе уходим».
Даша решила — ладно, пусть обе остаются, раз такое дело. А потом рассказывала, что они с Ниной подумали: «Как мы будем с этой сумасшедшей мамашей справляться? Она же, наверное, будет во все вмешиваться!» В общем, мама им сначала очень не понравилась. Но в скором времени ни Нина, ни Даша не могли представить репетиции без моей мамы.
Мы все очень подружились и дружим вот уже десять лет! Премьера была назначена на осень, репетировали в холодных помещениях — так мама приносила из дома отвары из шиповника, раздавала детям какие-то витаминки.
Во время спектакля она была за кулисами, оттуда наблюдала за происходящим на сцене. Мне было важно ощущать, что мама рядом, что я в поле ее зрения. Тогда все волнения уходили прочь, на душе становилось спокойно. Например, допеваю арию и смотрю в левую кулису — знаю, что она там на корточках сидит. Я ей взглядом: «Ну как?» И она показывает: здорово или так себе. Мне всегда была необходима честная оценка. И мы с мамой договорились не играть в поддавки, говорить только правду.
Сразу после моей арии на сцену выскакивал балет, и маме нужно было быстренько убраться с дороги. Что она не всегда успевала сделать. В результате балет уже так привык к тому, что мама у них на пути, что в буквальном смысле перепрыгивал через нее. Кстати, удивительное дело — после спектакля мне чаще дарили конфеты и шоколадки, а не цветы. Сердобольные зрители хотели подкормить, подарить игрушку. Видимо, я была очень маленькая и меня реально было жалко.
Когда эпоха «Энни» закончилась, мы дружной творческой компанией частенько собирались у нас дома. Взрослые просили спеть что-нибудь из мюзикла, мы, дети, капризничали: «Ну нет, сколько можно?!» Но всегда пели.
И вот мое тринадцатилетие. Пришло много друзей, в том числе девчонки из «Энни».
