Это стало очевидным, когда у них возникла страшная ссора с бурным выяснением отношений, криком, плачем, пощечинами прямо под окнами школы. Лена пришла в класс в истерике. Для советского времени это было ЧП. Педагоги, собравшись, устроили Ленке суд и публичную «порку», дескать, здесь не дом свиданий и все такое.
Вдруг наши одноклассницы давай вскакивать одна за другой и буквально кидаться на учителей с обвинениями: «Как вы можете? У нее трагедия, любимый человек бросил, ее поддержать надо!» И мы, все четверо ребят, просто рты поразинули, глядя на повзрослевших прямо на глазах девочек: «Ничего себе! Вон они уже где...» Мало того что с учителями в таком тоне никто не разговаривал, так они еще и адвокатами выступают, защищают провинившуюся подругу. Мы- то почти разделяли точку зрения старших товарищей!
А чем занимались четверо юношей, в то время как в жизни их одноклассниц кипели шекспировские страсти?
Расскажу. В знаменитом доме с башенкой архитектора Жолтовского, что на Смоленской площади, вместе с другими непростыми его обитателями жил Щорс — один из нашей четверки, прямой потомок героя Гражданской войны. Его необъятная квартира была местом наших регулярных мальчишников. С огромного стола снималась скатерть, и-и-и — начиналась игра в пуговицы! А что? Увлекательнейшее, надо сказать, занятие — вид настольного футбола. Одной пуговкой нажимаешь на другую — и она, подпрыгивая, скользит по гладкой поверхности. Задача в том, чтобы направлять свою пуговичку к цели, не давая уклониться от заданного курса и свалиться вниз.
Упала — проиграл!
Не уверен, что в глазах современных сверстников меня как-то реабилитирует, если скажу, что встречался-таки с девочкой. Разумеется, помладше. Переглядки-пересмешки, записки с хохмами, гуляние по вечерам и легкие обжиманцы в «букашке» — пустом синем троллейбусе. Но однажды мама девочки, решив посмотреть на того, с кем дочь задерживается после школы, пригласила пойти с ними в театр. В Москву на гастроли приехала трагическая греческая звезда Аспасия Папатанасиу. Чувствовал себя везунчиком: Концертный зал имени Чайковского был набит битком, давали «Медею». Получив огромное удовольствие от зрелища, с тех пор, однако, в троллейбусе ездил один — кастинг у мамы я не прошел. Было обидно, но не до слез.
И спасибо ей, мог ведь ошибиться и пройти мимо своей судьбы. А так: вовремя легкий пинок сверху — и летишь в нужном направлении.
Пусть даже — в неожиданном. Случилось (именно случилось!), что мечтая стать журналистом-путешественником, я оказался в Школе-студии МХАТ. Весной перед окончанием выпускного класса Мишка, мой друг в квадрате — и по школе, и по драмкружку, предложил: мол, давай сходим на собеседование — интересно же. Вот оно, слово-ключ к Киндинову — ин-те-рес-но! Сказал, подзавел, а дальше все покатилось — повезло! Мы с Мишкой оказались в одном из старейших театральных вузов на курсе Виктора Карловича Монюкова.
И вот думаю: как же так, ведь точно не этого хотел?! Но повелся на эмоциональное влечение, и никаких рефлексий и раздумий бессонными ночами: «Да, брат, придется попрощаться с мечтой».
По лености? Наверное. Что ж, тогда я рад, что лень не давала «скакать по жизни быстрее, чем летает мой ангел-хранитель». Ведь в результате попадал прямо в яблочко.
Так же случилось и с приглашением во МХАТ, где служу по сей день. Я никогда не боролся за роли, за место под солнцем, не прыгал по театрам. Зачем? От добра добра не ищут. Нет во мне даже капли здорового прагматизма. В шахматы поиграть люблю, но просчитывать собственную жизнь на несколько ходов вперед — это не мое.
С уверенностью могу сказать: не я себя сделал — меня сделали. Свою руку к этому приложили и прекрасные мастера Школы-студии МХАТ. Взаимоотношения у нас были очень тесными. Куча народу собиралась и распивала чаи, а иногда и винцо, в знаменитом Доме на набережной у нашего педагога по мастерству Киры Николаевны Головко.
