Когда сейчас спрашивают, как же так, почему у такой прекрасной женщины не было ребенка и мужа — отвечаю: «Она была приспособлена только для того, чтобы за ней ухаживали». А желающих делать это всегда немного. Отсюда и развился некоторый элемент озабоченности относительно мужчин, явный пунктик, а правильнее сказать — проблема.
Однажды пригласила нас с мужем на просмотр фильма в Дом кино. Мы вошли в зал и сели на свободные места: я в центре, справа Наташа, слева мой муж. Почти два часа, пока шла лента, Наташа через меня смотрела на моего супруга, буквально не отводя глаз. Я была немного удивлена, но не подала виду, потому что понимала ее. Не то чтобы она хотела соблазнить, заинтересовать собой, увести — нет. Она вела себя как страдающая жаждой женщина, увидевшая родник с чистой водой.
Все это было очень выразительно. Муж, конечно, ее интерес почувствовал, он очень восприимчивый человек. Дома я спросила: что он думает об этой ситуации? Муж не стал делать какие-то выводы, вешать ярлыки. О Наташе ничего плохого и сказать нельзя, только хорошее. И я ее не осуждала.
В другой раз мы встретились с Богуновой в Доме кино на концерте актера Евгения Воскресенского. Со мной были сын и двое его друзей — симпатичные молодые ребята. Посидели в кафе, пообщались. Я видела, как Наташа льнет к мальчикам. И у них к Богуновой интерес — все знают ее по «Большой перемене». Наташа легко откликалась на мужское внимание, сразу оживала, улыбалась лучезарно, волосы легонько со лба сбрасывала, все в ней играло. Ей нравилось быть в центре внимания, когда рядом мужчины: и ручку поцелуют, и комплимент скажут.
Горестно, что Бог сделал Наташу светоносицей на земле, подарил ей красоту, а она как женщина не воспользовалась этим великим даром, делающим мужчин ведомыми.
Это важно, направить мужчину — для его и своего блага. А все потому, что не знала покоя, не обладала волей, потому и красота Наташи не была созидательной. И никто ей не помог: прекрасные цветы редко лелеют, гораздо чаще уничтожают.
Лидия Ивановна обменяла ленинградскую квартиру на двухкомнатную в Москве — хотела быть поближе к дочери. Наташа перебралась к ней, а свою, однокомнатную, стала сдавать. На мамину пенсию не проживешь, она подрабатывала — учила детей в театральных студиях, участвовала в концертах.
В нашей стране творческие люди прямо как сиротки Хаси — зарплаты копеечные. Что тут скрывать: если ты во времена популярности ничего под ванну не отложил, в старости уже не накопишь. А актеры не то чтобы бездумные или беспечные, просто редко кто из них имеет практические мозги и умеет смотреть на полшага вперед.
В дом Наташа никого не звала, видимо, и там похвастаться было нечем, мечты о роскоши, что шли из детства, из питерского дома Карла Росси, так и остались мечтами. Быт был на маме, а дочка только и делала, что занималась собой. Звоню как-то, спрашиваю:
— Что делаешь?
— Платье перешиваю.
— Обед уже приготовила?
— Да ты что, Соловушка? Это мамина забота.
Думала, что мама вечна и в доме все само собой делается: картошка варится, белье стирается, — совершенно не хотела приспосабливаться к жизни, витала в облаках. Периодически казалось, что многое наигрывает, образ создает, а там было уже нездоровье.
Как-то в минуту просветления сказала: «Жалею, что не познала радости материнства». По ее рассказу я поняла, что Саша детей не хотел, а она не решилась, боялась испортить карьеру. Позже у нее появлялись мысли усыновить или удочерить кого-то, но и этого она не сделала.
Наташино желание растить ребенка вроде было понятно, но в реальности ни с каким малышом она жить не смогла бы.