В общем, ему удалось убедить врачей и те надо мной сжалились.
Не описать, как мне повезло! Это было настоящее кино, потрясающе талантливый режиссер, прекрасная съемочная группа, великолепные партнеры: Сергей Маковецкий, Владимир Ильин, Володя Машков, Петр Зайченко. Костя Юшкевич сыграл мужа моей героини, которого зарезали, и она по нему страшно убивалась. С тем, чтобы расплакаться, у меня проблем не возникало. Болезнь так вымотала, что слезы лились градом по первому требованию режиссера. Добивали сорокаградусные морозы. Съемки проходили за городом в открытом поле. Однажды мы с Машковым так окоченели, что, сев в машину, которая повезла нас в гостиницу, поняли: пальцы ног не чувствуем. Володя не растерялся, приказал: «Разувайся». Мы оба скинули валенки и растирали друг другу ноги, пока не оказались в тепле.
Мне симпатизировал оператор фильма Сергей Юриздицкий.
Он снимал меня настолько красиво, что я, по мнению постановщика, забивала собой исполнительницу главной женской роли Каролину Грушку. Александр Анатольевич напрягался: «Почему у тебя одна Громова в кадре?»
Как-то стала свидетельницей такой сцены. Я сидела у гримеров, полностью готовая к съемке, в полушубке и красном платке. Сладкую воду пила, бублик грызла. Вдруг дверь распахивается, в проеме стоит Прошкин, который, не видя меня, отдает указание:
— Перестаньте гримировать Громову, ее румяные щеки заполняют весь кадр!
— Да мы ее особо и не красим, — застыв от страха, отвечают гримеры.
Получив диплом, я твердо решила остаться в Москве.
Она успела стать родной. Остро встал вопрос: где жить? В институтском общежитии долго держать выпускников отказывались. Всем курсом ходили показываться в столичные театры, я вроде бы понравилась Валентину Плучеку и Генриетте Яновской. Но моя простота и полное неумение хитрить работали против меня. «Жить негде, нужно жилье», — заявляла я с порога.
И интерес к актрисе Громовой резко падал. Какому директору театра нужна лишняя головная боль? Мне бы у коллег поучиться, посмотреть, как они для начала на все соглашаются, получают роли, а потом уж решают вопросы московской прописки и жилплощади. Но подсказать было некому. К тому же я боялась остаться на улице, попасть в зависимость, не понимая, что такова актерская профессия по определению.
В итоге единственным театром, который готов был предоставить мне служебную площадь, оказался Новый драматический. Я показалась тогдашнему худруку Борису Александровичу Львову-Анохину и была принята в труппу.
Театр этот находится на окраине, в конце Ярославского шоссе, до центра езды часа полтора, не меньше. Зато директор сразу же поселил меня в просторной комнате с высокими потолками. Две другие комнаты квартиры занимали наши актеры, с которыми мы душа в душу прожили несколько лет.
Мне тут же предложили роль в спектакле «Журден», а потом и главную роль в пьесе Островского «Блажь». Я попала в руки режиссера, о встрече с которым можно только мечтать.
Львов-Анохин никогда не повышал на нас голос, не оскорблял, не унижал. Он сам актер, поэтому, наверное, натерпевшись от режиссерского произвола и хамства, старался труппу всячески оберегать. Я оставалась в зале, даже когда он репетировал с другими, сидела как завороженная. Жаль, что ни мобильного телефона, ни видеокамеры у меня не было. Не успела снять те репетиции, хотя отдавала себе отчет: Борис Александрович — глыба!
Узнав, что Львов-Анохин назначил меня на главную роль в спектакле «Московские истории о любви и браке», страшно обрадовалась. Пусть играть предстояло в очередь с Мариной Яковлевой, зато это настоящая работа. Мы провели несколько репетиций, все складывалось удачно. А потом меня перестали на них вызывать, хотя я все еще значилась в распределении.
Недоумевала: в чем дело? Пока коллеги не просветили. Оказывается, Яковлева приревновала меня к роли и, видимо, поставила режиссеру ультиматум: «Или я, или Громова».
Борис Александрович разборок в своем театре не терпел, они его — человека тонкого и интеллигентного — выбивали из колеи. Как режиссер он сделал выбор в пользу крепкой ухватистой актрисы. Знал, чего от нее можно ждать, и погасил конфликт в зародыше. Я сыграла эту роль позже, при другом главном режиссере. А тогда хоть не была обделена работой — выходила на сцену в постановках с приглашенными звездами: Спартаком Мишулиным, Верой Васильевой, — все-таки обиделась. Если бы Львов-Анохин вызвал меня к себе, по-человечески поговорил, объяснил ситуацию, я бы все поняла. Но он этого не сделал...
