Окончательно это понял, когда в последние годы жизни у него параллельно с Влади появилась Оксана, нынешняя жена Ярмольника, с которой он меня упорно не знакомил. Я спросил:
— Володь, ты чего, скрываешь ее от меня?
Он ответил:
— Ну, пусть для тебя будет только Марина.
Почему, имея Танину любовь, такую, о которой всякий нормальный мужик может только мечтать, Высоцкий сделал выбор в пользу Влади — для меня загадка. Тем более что, судя по всему, Володя не так уж сильно ее любил. Говорил, что обожает, но я-то вместе их ви-дел! И так же видел их вместе с Таней: какие там были страсти как с одной, так и с другой стороны.
Он ей, сидя за столом в ресторане, руку невзначай на бедро клал, она загоралась вся и трепетала так, как иные женщины не способны на вершине самого великолепного секса. Она и без того невероятной, божественной красоты девочка, но от малейшего его прикосновения преображалась. Невозможно было это наблюдать — завидно.
А как она смотрела на него, половичком готовая стелиться у ног! Я как-то вместе с Иваненко пошел на «Гамлета» второй раз, она — в сто двадцать второй, наверное. В результате весь спектакль глядел не на сцену, а на Таньку. Она, конечно, очень соблазнительна, но дело совсем не в этом. Надо было видеть, как она погружена была полностью в Высоцкого-Гамлета, будто играла вместе с ним — необыкновенное впечатление.
Прекрасно его, как мужчина, понимаю: можно влюбиться и захотеть какую-то женщину, а та, которая была до этого, еще какое-то время тянет, тянет, и трудно очень с ней порвать.
Вот влюбился он во Влади! Но была Танька с ее нечеловеческой любовью, к тому же глубокий доверенный друг, и он продолжал тайно с ней встречаться. Ему было стыдно, что Марине изменяет, он мучился, все время мучился. Скорее всего понимал, что надо разрубить этот гордиев узел, хотел порвать с Иваненко, но не мог. Как выпьет — так к Тане. Марина ему другом не стала. Володе все время в ней чего-то не хватало. И сильно не хватало. С Влади он себя насиловал, уподоблялся ей, застегивался, ограничивался и метался, потому что его самого все это тяготило и не могло не раздражать.
Володя был до мозга костей русский человек, и эти французские цирлихи-манирлихи — не наши! — его напрягали.
Ведь почему народ сходит с ума по моим «Мушкетерам»? Потому что гениальный фильм? Нет. Что там актеры — все Николсоны? Нет. Потому что мушкетеры все — наши! Они получились до мозга костей русские — не французы. Ничего там нет французского. Так и тут. Высоцкому необходимо было отдохнуть, питаясь беззаветной жертвенной любовью — по-нашему, которую дарила только Таня. Любой мужик тянется к такому безусловному чувству, когда без вопросов, что бы ты ни сделал. Марина так любить не могла. Ему нужна была другая женщина не потому, что он был развратен по натуре, а потому, что ему необходимо было то, без чего он просто не мог дышать, — русский дух. Тот, что ему давала Таня, а когда он с ней расстался, давала Оксана.
И была бы еще третья, если бы с ней что-то не вышло, четвертая — но здесь, в нашей стране. К слову, к этой не знакомой мне Оксане он привязался очень сильно, вплоть до того, что уже хотел разрывать отношения с Мариной, все к тому шло, если бы не смерть...
Влади говорила: дескать, ах какая я молодец, вывела Володю из запоя, и он не пьет. И это истинно бывало так. Всегда привозила с собой лекарства, даст ему шипучую таблеточку, вычистит и уезжает. Понимаю, она живет в Париже. Но понимаю и то, что с Таней он бы не начинал пить снова и снова. Знаю, о чем говорю, потому что происходило все у меня на глазах в моем доме в Одессе. Марина уезжала, Володя опять начинал пить, приезжала Таня, возилась с ним как с дитем малым, ни на минуту не оставит без присмотра, чтобы, не дай бог, не соблазнился, не выпил где-то с кем-то.
А что Влади?
С ней рядом больной человек, алкоголик, и он «в завязке», а у нее при этом в холодильничке всегда бутылочка хорошего вина, к которой она вечерком по западной традиции прикладывается под сигарку! Ее привычки были выше любви, Марина не отказывалась ради него ни от чего. И Володя запивал снова и снова. Ну, терпел человек месяц-другой, а потом, конечно, думал, что выпьет как она — всего бокальчик из ее бутылочки, и понеслось. Даже я, чтобы не провоцировать, за все долгие годы нашей дружбы не пил рядом с Володей никогда. Алкоголик со стажем, но ради него — не пил. А потом совсем перестал — ради любимой моей девочки, жены, ради Надиры. Она так меня любила, мне стало ее настолько жалко, что я завязал. А Володе незачем было жалеть Марину, она уезжала восвояси во Францию, а он опять начинал употреблять и в запое валялся тут.
