Сижу, думаю: где моя мама, когда она мне так нужна?! В общем, украли меня, так это у абхазов называется. Стали мы жить вместе в его доме, в пригороде Киева, как муж и жена. С мамой я созванивалась, но ничего не объясняла — где я, с кем. Не знаю почему: может, сглазить боялась?
Через месяц забеременела, родня вся плакала, и Нурик тоже. Тут уж куда деваться, звоню домой, говорю: «Мама, я беременна». Только тогда ей все рассказала, потом и с мужем познакомила. Вот к ней он с положенным набором пришел, с цветами и шампанским, но слинял через полчаса, мол, дела. Он, конечно, занятой человек, бизнес у него свой, но сбежал, потому что робел перед тещей. Как я была счастлива, что люблю и он меня любит! Что мы вместе ждем самое большое в жизни чудо — рождение нашего ребенка!
Рожать я явилась в роддом на неделю раньше, токсикоз был страшный, не было уже сил терпеть: «Все, доктор, не могу больше. Делайте что хотите, отсюда не уйду». Партнерские роды в итоге у меня получились с мамой, потому что Нурик в ужасе сбежал и смолил во дворе сигарету за сигаретой. Десять часов под окнами вся Абхазия, по-моему, рожала вместе со мной, машин восемь стояло в ожидании. Мама за меня отказалась от кесарева, от всяческой анестезии, иначе, говорит, не проникнешься до конца, не будет связи с ребенком, сама должна весь путь пройти.
Ну надо — так надо. Маму послушалась, с врачами спорю. Она кричит из-за двери: «Настя, не перечь врачам!» Я ей что-то ору в ответ. Смешно, наверное, было со стороны наблюдать. И вот когда Наночку мне дали, посмотрела на нее и чуть не умерла от счастья! Какое там «Евровидение», какая там «Фабрика», катись оно все куда подальше.
Вот оно — то главное, что надо было сделать, ради чего надо жить. Крышу у меня снесло конкретно.
И слышу на улице — бабах! Стрельба, гульба, лезгинка — хач, хач, хач, асса! В окно выглядываю: все орут, кричат мне, рожки с вином поднимают. Милицию вызвали в результате. Муж неделю радовался — то в Киеве, то в Одессе, то вообще не знали где, потеряли его. Еле разыскали — жену с ребенком из роддома забрать.
До четырех месяцев с дочей сама сидела, не спала по ночам, боялась пропустить ее пробуждение. Когда Наночка просыпалась, брала ее на руки и шептала на ушко: «Чипи-чипи-чемпион. Ты будешь чемпион». И вот до сих пор мы все ее называем Чемпион, Чипи, это ее второе имя.
Потом взяли няню, а я стала потихоньку возвращаться на сцену. Потому что поняла: для меня жить — значит петь.
Конечно, не обошлось без проблем в нашей семейной жизни. Я без отца выросла, для меня мужчина вообще был величиной переменной, то он есть, а то его — раз! — и нет. Слушаться и подчиняться никогда не умела, конечно, в кавказской семье и с кавказским мужчиной такой номер не пройдет. И в какой-то момент взбрыкнула, забрала Нану и к маме уехала. Полгода мы не жили вместе. Но я все время его ждала, никто другой для меня не существовал. И он пришел, в новогоднюю ночь. Как домой, без звонка и с подарками. Сели, поговорили, решили все начать заново. За это время я многое пересмотрела, учусь менять себя, подстраиваться.
А еще я решила жить с мамой. Ребенку нужна бабушка, а мне все еще нужна мама.
Ее советы, ее пироги и просто ее голос. Почему я об этом говорю? Просто сейчас мы с ней прошли очередное испытание: я заставила маму согласиться на операцию по замене тазобедренного сустава. Для этого отдала все свои заработки, ведь она так хотела повести малышку в зоопарк, а ходить практически не могла. Теперь мама уже бродит тихонько по квартире, жарит Чемпиону оладушки и строит планы на лето. Она у меня сильная, я рада, что у нас с ней нашлось мужество это пережить. А я наконец-то приняла ее замужество. Георгий с первых послеоперационных дней носится с ней как с самым великим сокровищем. Я счастлива, что и я, и моя мама любимы. И теперь могу отдать всю себя работе.
В Москву после «Евровидения» приехала впервые через два года, прошлой осенью, меня пригласили выступить в День города в «Лужниках».
