Ведь перед ним был не простой смертный, а АРТИСТ! Сидевшая внутри боль на какое-то время уходила, но стоило протрезветь — возвращалась с новой силой.
В конце концов стыд перед Юлей поборол мой артистический апломб и я устроился грузчиком в молочный магазин. Проработал недолго — подвернулась более прибыльная «должность». В подвале соседнего дома оборотистые граждане начали выпускать кухонные фартуки: наносили на белую ткань клише с элементами смокинга и манишки с «бабочкой» — получался этакий прикид джентльмена-домохозяйки. Я нанялся в эту «фирму» продавцом и несколько месяцев торговал фартуками возле станции метро. Постепенно оброс весьма полезными в условиях тотального дефицита связями.
Был канун Нового года. Фартуки шли, что называется, влет — народ покупал их в качестве подарков родным и близким. В кармане набралась приличная сумма, с которой я, по приглашению знакомого мясника, отправился к нему в продмаг за деликатесом. Денег хватило на огромный кусок окорока — целую свиную ногу. Мастер пенька и топора предложил проводить старый год, потом — выпить за наступающий. И пошло-поехало! За что в подсобке, среди освежеванных туш, поднимались следующие тосты, не помню, но судя по состоянию, в котором прибыл домой, таковых было немало.
Дверь открыла Юля. Вижу дверной проем, но попасть в него не могу. Делаю шаг вперед, авоська со свиной ногой тянет в сторону, и я — бамс! — влетаю в косяк. После третьей или четвертой попытки жена, умирая со смеху, забирает у меня презент, после чего я вписываюсь-таки в дверной проем.
В ту пору, чтобы прийти в себя, наутро мне достаточно было выпить горячего чая, потому мои возвращения домой в нетрезвом виде воспринимались женой с юмором.
В начале 1991 года, кажется, это было накануне Восьмого марта, Юля сообщила, что ждет ребенка. Я искренне обрадовался, нежно ее поцеловал и пообещал поискать дополнительную работу, чтобы мы могли худо-бедно просуществовать во время ее декретного отпуска. Спустя пару недель ко мне пришли бывшие коллеги из Театра-студии «Время» и предложили поехать с ними на гастроли в Германию. Это был настоящий подарок судьбы. Даже то, что придется играть на немецком, меня не смутило. Сидел и тупо зубрил роль Бабы-яги на языке, которого не знал совершенно.
За каждый выход на сцену мне платили по двести марок — немыслимая по тем временам для советских актеров сумма. Юля ездила с нами, и была у нас робкая надежда, что роды начнутся за границей — тогда ребенок автоматически стал бы гражданином Германии. Не случилось. Степка появился на свет в Союзе. И когда? Восемнадцатого августа 1991 года. В день создания ГКЧП.
Прознав о том, что я стал отцом, нагрянули гости — двое коллег из театра-студии. С поздравлениями и рюкзаком пива. А у меня в холодильнике ожидала торжественного повода пара бутылок водки. Закуски — никакой. Мы обстоятельно обмыли Степины ножки — и я просто-напросто отрубился.
Утром девятнадцатого будит теща: —Саша, вставай!
В стране объявлено чрезвычайное положение!
—Че-е-во?
—Включи телевизор!
Пульта под рукой не было, пришлось изымать себя из кровати и ползти к телевизору. На экране шел балет.
—Вы что, издеваетесь? Мне и так плохо...
—Горбачева от власти отстранили! — не унималась теща. — Чрезвычайное положение!
—О-о-о! — застонал я. — У меня голова раскалывается, а вы со всякой ерундой...
Не успела Юлина мама прояснить мне всю сложность политической обстановки, как на пороге возникли вчерашние визитеры — опять с пивом, но в меньшем количестве.
