Состоящий из солдат-срочников творческий коллектив подготовил большую программу, с которой должен был отправиться в Афганистан. Наши документы прошли проверку в первом отделе, каждый получил памятку: какую воду пить, чего нельзя поднимать с земли, как вести себя с местным населением.
Программу сдавали в военном госпитале на Суворовском проспекте. Открылся занавес, я глянул в зал и обомлел: все места заняты ребятами без рук, без ног, многие моложе меня. Именно в тот момент я вспомнил двух салаг-земляков и начал понимать размеры трагедии под названием «исполнение интернационального долга».
Нас в Афганистан так и не отправили — вскоре после выступления в госпитале отряд «Политбоец» без объяснения причин был расформирован, а его участники отправлены дослуживать в разные части.
Я попал в расположенный под Питером полк связи, где помимо выполнения воинских обязанностей активно участвовал в самодеятельности.
Не утраченные за годы армейской службы профессиональные навыки позволили мне с легкостью заново влиться в коллектив Театра-студии «Время». На одной из первых репетиций спектакля «Вагончик» и произошло мое знакомство со студенткой четвертого курса ЛГИТМиКа Юлией Соболевской. Моей будущей женой.
Роман развивался стремительно, но несколько месяцев нам приходилось прятаться. Потому что формально я продолжал состоять в браке, а члену партии (в КПСС я вступил в армии, под напором сотрудников политотдела) отношения на стороне непозволительны.
Поначалу пытался пускаться в объяснения: мол, можно считать — я уже свободен, в данный момент оформляю развод, но слышал жесткую отповедь: «Вот когда разведетесь — тогда и любите кого хотите! А сейчас вы позорите звание коммуниста!» У Юли в институте тоже начались неприятности — вызовы в деканат, проработки в комитете комсомола. И нам ничего не оставалось, как «играть в шпионов». Дожидаясь Юлю после занятий, я прятался за углом соседнего здания, потом шел за ней, отстав метров на десять, до остановки, заскакивал в тот же трамвай или троллейбус, который довозил нас до Витебского или Балтийского вокзала. Там мы садились — уже вместе — в электричку и ехали в Павловск или в Пушкин. По дороге ели апельсины, разговаривали, смеялись, а прибыв на место, забирались в самые глухие аллеи парков и целовались до умопомрачения.
В дождь загородные прогулки заменялись посиделками в укромном уголке какой-нибудь кафешки. Чаще всего это был «Погребок» на улице Савушкина, где в качестве коронного блюда подавалась жареная свинина с зеленым горошком, а единственным напитком в винной карте значился приторно-сладкий ликер «Шартрез». Сочетание изумительное, его вкус я помню до сих пор.
Свадьбу играли у нас дома. В первый день за праздничным столом собрались родственники, а на второй пришел весь коллектив театра-студии. Помимо прочего коллеги подарили молодоженам трехлитровую банку с мелочью, обернувшейся после обмена на банкноты весьма приличной суммой. Кое-что мы скопили сами, немного добавили родители. Общей суммы вполне хватало на покупку турпутевок в Болгарию или Румынию, где мы намеревались провести медовый месяц.
В мыслях уже грелись под ласковым солнцем, когда выяснилось: Юля поехать не сможет. Было в восьмидесятых такое обыкновение — пропускать потенциальных туристов через райком партии. Там выпускнице ЛГИТМиКа Соболевской и заявили: дескать, вы уже со своим курсом побывали на фестивале студенческих спектаклей в Братиславе, а больше одного раза в год выезжать за границу не положено. Дома молодая жена чуть не в слезы, я — утешать: «Мы обязательно поедем!» Когда клялся, представления не имел, как буду выполнять обещание, но среди ночи вдруг пришло озарение: «Надо обратиться к тому чекисту, который вербовал меня в стукачи!»
Случилось это еще до призыва в армию.
