Не ожидавшие ничего подобного от чистенького, отутюженного маменькиного сынка хулиганы смешались: «Да ладно тебе, пацан... Идите, куда шли...»
Я с победным видом оглянулся на даму сердца и увидел в ее глазах презрение. «Как ты мог?! — голос дрожал от негодования. — Эти грязные слова... Не смей больше ко мне подходить! Я не хочу тебя видеть!»
А я-то был уверен, что знаю женскую натуру!
Кстати, у этой уверенности имелись некоторые основания. В драмкружке, где я занимался в старших классах, были одни девчонки, державшие меня за подружку. Рассказав очередную скорбную историю про мальчика, который никак не хочет обращать внимания, просили совета.
«А ты сделай вид, что полностью в нем разочаровалась, — рекомендовал я. — Не смотри в его сторону, не реагируй на шутки. Все вокруг ржут, а ты фыркни и отвернись: мол, тоже мне, остряк-самоучка! Вот увидишь: через неделю будет бегать за тобой как миленький».
Девчонки следовали рекомендациям, получали объект любви в поклонники, а через пару месяцев — случалось и такое! — просили научить, как избавиться от навязчивого ухажера.
И репетировал, и играл я с огромным удовольствием, но о том, чтобы сделать актерство профессией, даже не помышлял. Идею поступать в театральный подал руководитель драмкружка, у которого я ходил в любимчиках. Мы вместе подготовили программу. Это были басня «Слон и Моська», еще странное стихотворение, начинавшееся со строк: «Что их, девчонок, уважать?
Подставишь ножку — плачут...», и рассказ Чехова «Хирургия». Поскольку за роли в самодеятельных спектаклях меня неизменно (и очень восторженно) хвалили, я был уверен, что поступлю в легкую.
Провалился с треском. И в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК), и в Школу-студию Зиновия Корогодского. Ощущение, честно говоря, было не из приятных. Будто катил по безупречно уложенным рельсам, а их — бац! — и взорвали. Впереди замаячила армия, куда мне — не в обиду отечественным Вооруженным силам будет сказано — не очень хотелось. Конец набиравшей обороты панике положил папин знакомый, сын которого учился в техникуме морского приборостроения.
Большим плюсом этого учебного заведения было наличие военной кафедры. Однако он с лихвой компенсировался минусами под названиями «математика», «физика», «химия», с которыми я категорически не дружил. Как окончил первый курс — до сих пор диву даюсь. Мысль о том, что первого сентября опять придется идти на каторгу, была невыносимой. Забрав документы, я отправился снова поступать «на артиста». И со второй попытки стал-таки студентом актерского отделения ЛГИТМиКа.
Окончил вуз в 1980 году, имея на руках не только диплом о высшем образовании, но и свидетельство о браке. Первая супруга, моя однокурсница, была чудесной девушкой, мы по-настоящему любили друг друга, только век у этой любви оказался коротким. Всего три года, один из которых пришелся на мою службу в армии.
Да-да, Александру Половцеву пришлось-таки отдать долг Родине.
Посмотреть наши дипломные спектакли приходили едва ли не все питерские режиссеры. Я приглянулся сразу нескольким, но узнав, что в рядах Вооруженных сил выпускник ЛГИТМиКа еще не был и «белого» билета на руках не имеет, мэтры тут же теряли интерес: «Мы сейчас введем вас в спектакли, начнем репетировать новые постановки, а вам — повестка из военкомата. И что прикажете делать полтора года? Ждать, когда вы вернетесь?»
Не смутил скорый призыв только руководителей молодежного Театра-студии «Время» при «Ленконцерте». В начале восьмидесятых такие коллективы были в большой моде. Мы ставили спектакли по пьесам Шукшина, Петрушевской, готовили музыкально-литературные композиции, в которых звучали стихи Галича, песни Высоцкого.
