Одноклассницы стали относиться ко мне с плохо скрываемой завистью: я была единственной, кто уже снимался в кино. Меня это, если честно, расстраивало, но такова актерская профессия — конкуренция в ней велика. И если у тебя что-то начинает получаться, не жди одобрения коллег, редко кто умеет искренне радоваться чужому успеху. Наверное, поэтому настоящих подруг среди актрис я так и не завела.
Съемки закончились, но никаких новых предложений не последовало. Может, оно и к лучшему. Мне удалось без проблем окончить школу и поступить в Щепкинское училище. Штурмовали его двери всем классом, но на курс Юрия Мефодьевича Соломина зачислили лишь меня и еще одного мальчика. Я была счастлива, думала: учиться у такого мастера — большая удача. Но с первых же занятий выяснилось, что радоваться рано.
Юрия Мефодьевича мы видели в училище считаные разы, он человек занятой, многие годы руководит Малым театром, играет на сцене, снимается в кино, да и общественных обязанностей у него море. Так что реально курсом руководила жена Соломина. А Ольга Николаевна — сложный человек. Перед ней трепещет вся «Щепка».
Студентам театральных вузов категорически запрещают сниматься в кино. Считается, что там их испортят, научат не тому, потом придется переучивать. Наверное, правильно. Но удержаться, если зовут, очень трудно, боишься упустить выпавший шанс. Вот и я согласилась, когда пригласили в сериал «Огнеборцы». Тем более что работать предстояло с Максимом Авериным, у меня была роль влюбленной в него девушки.
Заранее обговорила график съемок, его составили так, что я была задействована в основном по ночам и в выходные. Но кино вещь непредсказуемая: кто-то из актеров заболел, график спешно перекроили и меня вызвали на площадку в тот день, когда в училище проходили занятия по мастерству.
— Пожалуйста, позвоните в учебную часть, отпросите на съемки официально, мне точно откажут, — сказала я в группе.
— Без проблем, — говорят.
Через полчаса перезванивают:
— Не волнуйся, тебя отпустили, все нормально.
И я с чистой совестью пропустила занятия. На следующий день Ольга Николаевна входит в аудиторию, обводит всех взглядом и, увидев меня, говорит:
— Сейчас встанет девочка, которая будет отчислена за обман преподавателя.
— Это я, что ли?
— Ты, ты, Хилькевич.
Вставай!
— Подождите, я никого не обманывала...
— Вышла вон без разговоров.
И я вышла. А что еще оставалось? Как потом выяснилось, из съемочной группы действительно звонили, но Ольга Николаевна пропускать занятия категорически не разрешила, о чем мне, конечно же, не сообщили. В коридоре я встретила преподавательницу, ассистентку Соломиной.
Она была в курсе и посоветовала: «Тебе нужно встать на колени перед Ольгой Николаевной, может быть, тогда она тебя простит».
Ничего себе! Почему я должна вставать на колени? Как-то это не по-человечески.
Позвонила маме. Она примчалась в училище, разыскала Ольгу Николаевну.
— Я — мама Ани Хилькевич, произошло недоразумение...
Но Ольга Николаевна даже не дала ей договорить:
— Слушать ничего не хочу! Такие вещи не прощают!
И резко вышла из аудитории. Не успевшая посторониться мама оказалась у нее на дороге и получила локтем в живот.
Ошарашенная таким приемом, она призвала на помощь папу — «высшую инстанцию» в нашей семье.
Он поговорил с Соломиной, и Ольга Николаевна сказала: «Ладно, пусть учится». Но с этого дня она стала меня игнорировать. Не замечала, словно я человек-невидимка. Подготовлю отрывок, хочу показать, а меня не вызывают. Студентам дают задание сыграть какой-то этюд, но меня не задействуют... Понимая, что дальше будет только хуже, я обратилась к ректору Щепкинского училища. Он ничуть не удивился, видимо, уже привык к жалобам на Соломину: «Все понимаю, просто это не ваш худрук. Потерпите, на будущий год актеров набирает Коршунов, переведу вас к нему».
