— Без тебя стало так плохо, что я первым самолетом прилетел.
Тут звонит телефон. Я вздрагиваю, а Борис спрашивает:
— Что с тобой?
— Ничего. Наверное, Баталов звонит, мы договорились поужинать.
— Ах, поужинать? Значит, я вовремя приехал!
Прошу тетю Лену: «Скажите Алексею Владимировичу, что меня срочно вызвали в Минск на съемки». Тот удивляется: «Странно. Она ведь никуда не собиралась».
В фильм Баталова я не попала. Алексей Владимирович оказался ничуть не благороднее других режиссеров, действовавших по принципу ты мне — я тебе: «Дала — будешь сниматься.
Не дала — нет».
Больше судьба меня не искушала. А я еще сильнее стала беречь то, что имела. Жила как в сказке, пока не началась черная полоса, которую предсказала старая цыганка...
Через два года я получила страшнейшую травму и чуть не умерла. У нас жил огромный сенбернар Дин весом в сто двадцать килограммов. Обычно Боря с ним гулял, а тут пришлось мне. Пес слишком резво бросился к лифту и дернул поводок. Я, не удержавшись на ногах, полетела вниз по лестнице. Не знаю, сколько пролежала без сознания, очнулась и поползла наверх. Два дня лежала. Ничего не болело, только голова. Зашел в гости Андрей Харитонов, посмотрел на меня: — Наташа, что с тобой?
— Упала неудачно.
Голова болит.
Он забил тревогу, заставил Бориса везти меня в больницу.
Сделали рентген. Врач приходит испуганный: «Наталья Николаевна, у вас перелом основания черепа с кровоизлиянием в мозг, нужна срочная пункция». Меня перевели в Институт Склифосовского. Никто всерьез не верил, что выживу.
Палата была отдельная, огромная, с круглым столом. Рядом с моей кроватью поставили еще одну — чтобы муж мог со мной оставаться. Но Борис ни разу не ночевал. Я его не узнавала. Егорова как будто подменили. Куда только подевалась его заботливость. Он приходил редко, да еще с друзьями. Они курили, пили и закусывали. Якобы за мое здоровье.
А я лежала под капельницей. Потом бросали грязную посуду, окурки и уходили. Однажды врач не выдержал: «Знаете, Борис Борисович, вы, конечно, Герой Советского Союза и уважаемый человек, но если так будет продолжаться, я вас больше не буду сюда пускать. Вашей жене это вредит». Тогда Егоров вообще перестал появляться.
Я решила не думать о том, что все это значит. Главное — выкарабкаться любой ценой. Мне так хотелось жить! И через пару месяцев я ко всеобщему удивлению начала поправляться. Когда появилась на «Мосфильме», вслед летел шепоток: «Не может быть! Она же умерла!»
Борис пытался делать вид, что у нас все по-прежнему, но я чувствовала, что у него кто-то есть. От серьезного разговора Егоров уходил, видимо, не решил до конца, как ему быть, а у меня не было сил настаивать.
Я начала играть в театре.
А с кино как-то не складывалось. Однажды меня вызвал на «Мосфильм» Владимир Меньшов, предложил роль Раисы Захаровны в своем новом фильме «Любовь и голуби». Я Володю видела в первый раз. С улыбкой протянула руку:
— Здравствуйте.
Меньшов пожал ее и замер. Наконец говорит:
— Какая вы красивая, — повисла пауза. — А мы можем с вами встретиться сегодня вечером?
— Нет. Все вечера я провожу с мужем.
Пробы прошли хорошо, я была утверждена худсоветом и дирекцией «Мосфильма».
А Меньшов вдруг попросил помочь ему выбрать машину:
— У тебя хороший вкус, а я плохо понимаю в расцветках.
— Ну ладно, поехали, — согласилась я.
Нас повез шофер на мосфильмовской машине. В пути Меньшов безостановочно пил виски. Выбрали «Волгу», оплатили, и Володя стал толкать меня за руль:
— Садись, поедем ко мне. Я выпил, ехать не могу.
— Да ты что, я никогда «Волгу» не водила. Разобью машину.
— Садись, говорят! — багровеет он. — Разобьешь — и черт с ней. Другую куплю.
