Когда я уезжала к Юрию, она просила только об одном: «Катика, не забывай обо мне».
Как я могла забыть? Мы звонили ей из разных городов мира. Едва ли не каждый день должны были слышать голос друг друга, тем более что мама осталась совсем одна. После того как Юрия выдворили из СССР, она лишилась возможности видеть единственную дочь и долгожданного внука. Только спустя несколько лет мама смогла присоединиться к нам, власти дали ей разрешение на выезд. По шесть месяцев, а то и по году жила она с нами в Италии, Израиле. Но дольше выдержать без своего сада в Будапеште не могла.
Последним нашим пристанищем стал Вечный город. Мужу там понравилось, и мы купили квартиру, в которой прожили более десяти лет. Юрий продолжал мотаться по белу свету: ставил спектакли в оперных и драматических театрах, вел мастер-классы. Я время от времени приезжала к нему, доверив Петю маме или няне.
Любимова везде ждали, его любили и уважали. Мы были в Иерусалиме, когда пошли осторожные сигналы из России: «Как замечательно было бы вам, Юрий Петрович, вернуться. У нас теперь все другое: Перестройка, демократия, гласность». Любимова просили приехать, привести театр в чувство после длительного обморока, вызванного его отсутствием. Руководителем театра сделали Эфроса, которого Юрий считал талантливым человеком и когда-то приглашал на «Таганку» ставить «Вишневый сад». Но актеры его не приняли.
«Меня приняла одна Славина», — говорил он. Труппа измывалась над Эфросом, не давала ему работать. Когда он умер, главным режиссером актеры выбрали Николая Губенко — испугались, что пришлют чужого.
— Вы ждали меня, а выбрали его. Зачем? — спросил потом Юрий.
— Нам казалось, он ваш любимый артист.
До нас доходили слухи о бедственном положении «Таганки»: зрительный зал не заполнялся и наполовину. Мы стали обсуждать, что делать, ведь Любимова связывали обязательства перед зарубежными театрами на несколько лет вперед. Он еще не принял окончательного решения, когда раздался очередной звонок из Москвы. Звонил Николай Губенко.
Юрий действительно ценил Губенко как актера. На первых порах Любимов даже пустил его пожить в квартиру своей мамы, пока та не взмолилась: «Юра, не могу больше терпеть, у меня стали исчезать книги!»
Губенко звонил от имени и по просьбе труппы: «Очень скучаем, поняли, что без вас мы сироты. Пропадаем... Спасите...» Хороший актер, он даже всплакнул в трубку.
«Если так, надо ехать!» — сказал мне после этого разговора Юрий.
На самом деле Губенко руководили, я думаю, не благие намерения, а хитроумный расчет. Он хотел занять министерское кресло при Горбачеве. Губенко нужно было совершить нечто, доказывающее его приверженность идеалам Перестройки. И он придумал ход, чтобы потом приписать себе заслугу возвращения Юрия Любимова из заграничной ссылки.
