В начале лета 1997 года Сережина мама вдруг заговорила о размене квартиры. Ни с того ни с сего. Лишиться вмиг комнаты, где за тринадцать лет каждый цветок на обоях стал родным... Размен Сережина родня отложила до осени, но говорила о нем как о чем-то решенном, неминуемом. Своими переживаниями по этому поводу Лена ни с кем не делилась, но я понимала, что творилось в душе Майоровой. Накануне сорокалетия Лена отчетливо увидела: ничего своего у нее нет. Увидела и испугалась своей неприспособленности к жизни, крайне туманного будущего...
На фоне душевной сумятицы и житейских передряг и случился фильм молодого режиссера Пьянковой «Странное время». Лена в нем, как всегда, была блистательна, но сама картина, на мой взгляд, не выдерживала никакой критики. Это даже не фильм, а некие экзерсисы на тему любви взрослой женщины к юноше, почти мальчику.
Однако кто-то убедил Пьянкову, что она создала шедевр, который, несомненно, станет главным событием на грядущем «Кинотавре». Режиссер, в свою очередь, внушила Майоровой, что ее ждет приз «За лучшую женскую роль». В Сочи Лена отправлялась в радостном настроении, уверенная в том, что вернется домой с золотой статуэткой. «Странному времени» на кинофоруме не досталось ничего. Более того, он не был заявлен ни в одной из номинаций.
На том «Кинотавре» я не была — смотрела фестивальную хронику по телевизору. Из репортажа с закрытия в память врезалась одна сцена: по лестнице Зимнего театра, покрытой желто-голубой дорожкой, поднимаются актеры и актрисы. В смокингах и роскошных вечерних туалетах, сверкая драгоценностями и лучезарными улыбками.
А наверху, прислонясь к колонне, стоит Лена в простеньком платье из ситца и грызет семечки. Оператор берет крупный план — и я вздрагиваю. Такая в Ленуськином взгляде застыла боль, такие отрешенность и тоска...
Возможно, не оправдавшаяся надежда и стала последней каплей. Лена начала прикладываться к бутылке. Я не раз слышала: Майорова всю жизнь была запойной и сколько ни лечилась — все без толку. Вранье! Ни во время съемок «Забытой мелодии...», ни когда мы репетировали и играли «Орестею», я не видела Лену не то что пьяной — даже немного выпившей. Пара бокалов вина за праздничным столом или несколько глотков водки на зимнем Цветном бульваре только добавляли блеска ее глазам.
Однажды я завела разговор о том, что русские актеры всегда пили и директора дореволюционных театров не считали зазорным вывесить объявление: «Спектакль отменяется, поскольку «премьер» в запое».
— Представляешь, Лен, даже наши кумиры перед выходом на сцену обязательно принимали по пятьдесят граммов.
— Я один раз попробовала выпить перед спектаклем, — призналась подруга.
— И знаешь, мне совсем не понравилось. Я и так на сцене будто немного пьяная, а если еще выпить, то ощущение кайфа, внутренней раскрепощенности, полета — оно уходит...
Алкоголь стал ее проблемой именно в последнее лето. В чем состояла эта проблема — разговор отдельный. Лена не уходила в запой, выключаясь из жизни на несколько дней, никто никогда не видел ее опустившейся: растрепанной, небрежно одетой.
Тем не менее даже редкие посиделки подруги «вдвоем с бутылкой» меня сильно тревожили. Потому что сама когда-то от водки чуть не погибла и оттого что видела: на Лену даже небольшая доза стала действовать катастрофически, вводя в состояние глубочайшей депрессии.
Помню, какой подавленной и разбитой она вернулась с очередных гастролей по глухим провинциальным городкам, где на мхатовскую постановку зрителей собиралось ползала. Времени между спектаклями — вагон, пойти некуда, остается сидеть в номере захудалой гостиницы и пить.
— Зачем ты поехала в это дурацкое «турне»? — не отчитывала, а жалела я подругу.
— Ну как же не ехать, Тань? А семью на что кормить? Пусть крошечные, но деньги.
— У тебя сейчас такая расшатанная нервная система, что не по гастролям мотаться надо, а собой заняться. В первую очередь перестань пить. Совсем. Хотя бы полгода даже не прикасайся к спиртному. Если чувствуешь, что самой трудно, давай отведу к доктору, который меня вылечил. С тобой ему будет проще, поскольку сильной зависимости нет.
Лена, кажется, готова была ответить согласием, и тут в комнату вошел Сергей.
— Вот Таня говорит, что мне надо к наркологу, — обратилась Майорова к мужу.
— Глупость какая! — отмахнулся тот. — Никуда тебе не надо.
