Сели за стол, его жена Света развернулась и стала в упор меня разглядывать. Я вообще почувствовала, что все смотрят на меня с каким-то огромным сожалением, грустью, все знают что-то такое, чего не знаю я.
Несколько дней спустя Смехов пришел домой навеселе, а наутро у него начались желудочные колики. Приехала «скорая помощь». Врачи сделали укол, сказали: надо серьезно обследоваться, сдать анализы, сесть на диету. На спинке стула висел клетчатый Венин пиджак, я сняла его, чтобы убрать в шкаф, и вдруг почувствовала: что-то сильно оттягивает карман. Оказалось, это огромная связка больших ключей, которые были явно не от наших замков. Я ни о чем не спросила.
Не знаю, что Смехов после этого наплел нашим друзьям. В одном его интервью прочитала, как Визбор ему сказал: «Веня, от любви уходить нельзя.
А твоя жена, мне кажется, хочет стать вдовой артиста Смехова». Не верю, что Юра такое говорил, он всегда ко мне относился по-доброму. Но под первой частью этого высказывания могу смело подписаться. Нельзя предавать любовь. Прежде всего любовь к собственным детям.
Наш брак трещал по швам. Конечно, до меня доходили сплетни, что у мужа роман. Называли даже фамилию — Аксенова, но я упорно отказывалась верить. Старалась избежать правды, но земля уходила из-под ног. Жизнь в постоянном стрессе довела меня «до ручки». Стала с трудом передвигаться, боялась потерять сознание на улице, упасть и больше не встать. Знакомый поэт предложил съездить к врачу-травнику в Калугу. Я попросила у Вени машину, и мы отправились туда вчетвером, были еще двое моих коллег по работе.
За руль сел поэт.
На обратном пути на мосту через реку машину вдруг сильно тряхнуло и понесло на ограждение. Когда все-таки удалось затормозить, мы увидели, что одно колесо отскочило и улетело метров на сто.
Проезжавший мимо гаишник остановился:
— Что случилось? Чья машина?
— Моего мужа и моя, — ответила я.
Страж порядка все тщательно осмотрел и вынес вердикт:
— Наверное, у вашего мужа есть враги. Кто-то отвернул три гайки на колесе, оно держалось на одной — четвертой, и последний болт сработал на срез.
Мы остались живы только потому, что поэт оказался профессиональным водителем. Кое-как приладили колесо и добрались до Москвы. Предавая ключи Смехову, сказала: «Отвези машину в автосервис или покажи механику».
Муж никак не отреагировал, не поинтересовался, что произошло, даже, как обычно, не поругал меня, хотя к автомобилю всегда относился трепетно. В тот момент я была очень напугана и лишь потом, задним числом, задалась вопросом: как случилось, что колесо, на котором стояли гайки-секретки, вдруг подвело? Специальный гаечный ключ хранился в машине в потайном месте, о котором знали лишь мы с мужем. Кто мог им воспользоваться? И не нашла никакого объяснения. А может, все-таки кто-то хотел угробить меня? Но кто? У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос...
Наступило семнадцатое апреля. День рождения нашего приятеля Саши. Смехов сказал:
— Иди одна, я подъеду после спектакля.
— Не пойду, — говорю. Настроение было просто ужасным.
Тогда Саша специально приехал за мной на такси, подождал, пока соберусь. В десять вечера раздался телефонный звонок, Саша с кем-то поговорил, а потом вызвал меня в соседнюю комнату: «Алла, Веня не придет. Вообще. И домой тоже».
Все, что было потом, помню плохо. Я выскочила из дома, схватила «левака», Саша догнал меня и тоже сел в машину. Что он объяснял, не слышала — уши словно заложило. Очнулась у своего дома, по соседству шел капитальный ремонт, все было огорожено деревянным забором.
Как я об него билась, как кричала, плакала! К счастью, меня никто не видел, улица была пустынной. Саша как-то уговорил подняться в квартиру.
Я не понимала, как можно прожить с женщиной двадцать лет и так с ней обойтись — не поговорить, не объясниться, а передать, что уходишь к другой, через постороннего человека. Если бы Смехов честно признался, что полюбил другую, наш разрыв не стал бы для меня таким ударом.
Потом выяснилось, что все наши знакомые и друзья были в курсе его романа. Юра Визбор повинился, что давал им ключи от своей квартиры.
— Алла, прости, — сказал он, — так жаль терять твой дом. Мне будет без тебя грустно. Но ты не беспокойся, этот роман у Вени года на полтора, не больше.
— На полтора!