Аксенова была замужем, но тем не менее искала приключений. Как мне потом рассказывали, девушка тут же наметила себе в жертву Высоцкого, стала его преследовать, но Володя в ее сторону даже не посмотрел. Мой муж оказался третьим в списке после заведующего постановочной частью, который тоже не попался на крючок.
За адюльтер я его не осуждаю. Вене было под сорок — кризис среднего возраста. Допускаю, что ему осточертела домашняя рутина, дети, которые визжат: «Где мой шарф?!» или «Ты съела мою жвачку!», восьмидесятипятилетняя старушка, моя тетя, которая все еще путается под ногами, придирчивая жена, которая талдычит, что хорошо, что плохо. Посмотрев спектакль, могла сказать: «Ты попку втягивай и в ухе на сцене не ковыряй».
А он ждал от меня совсем других слов: «Ты гений, как ты сыграл Атоса!»
Слабовато он его сыграл! Я виновата, что жила жизнью мужа, что волновалась за него, нервничала, хотела, чтобы он играл еще лучше. Правда, о форме своих замечаний не задумывалась, а она порой была излишне категоричной.
Жены обо всем узнают последними...
Тридцать первое декабря 1979 года, наверное, можно считать последним днем нашей некогда счастливой семьи. Все не задалось прямо с утра. Я полезла на антресоли за искусственной елкой и игрушками, свалилась со стремянки, разбила какие-то шары, сильно ударилась. Веня выскочил в коридор и страшно на меня наорал, он вообще был каким-то дерганым в этот день, но я решила не обострять отношений.
Приготовила экзотический фруктовый салат из семнадцати ингредиентов, отстояв за ними днем длиннющую очередь, но в эту новогоднюю ночь никто к нему даже не притронулся. Лена рвалась в компанию к товарищу. Мы решили ее отвезти. Показалось, что когда мы вышли из дома, муж вздохнул с облегчением. В два часа ночи отправились в Дом актера. В одном из залов сидели Гриша Горин с женой Любой. Мы подсели к ним за стол. Люба подарила мне подсвечник с ангелочками: «Алла, у вас дети, пусть эти ангелы их хранят».
Меня подмывало спросить: от чего? Я вдруг почувствовала свою неуместность. Показалось: нашей семьи больше нет и все это видят, поэтому никто нас с Веней, по большому счету, за столом не удерживает.
Да и вдвоем с мужем стало как-то неуютно. Поэтому мы поехали с Михаилом Жванецким в Дом кино. У входа стояли Белла Ахмадулина с Борисом Мессерером. Белла заметно мерзла в босоножках на шпильке и тоненьких чулках.
— Веня, давай отвезем их домой, — предложила я.
— Конечно, — заметно обрадовался муж.
Остаток ночи мы провели на Поварской, в мансарде-мастерской Бориса Асафовича. Белла велела мужу принести ее новую книжку стихов и размашисто, нетвердой рукой надписала ее Смехову.
Домой вернулись под утро, я разложила диван, застелила его чистыми простынями, но Веня сказал, что устал и ляжет отдельно...
Позже он заявит, что я больше не волную его как женщина, и будет демонстративно укладываться спать на полу на толстых диванных подушках.
Дальше все покатилось как снежный ком. Восьмого марта праздновал свой день рождения наш друг Сережа Никитин. По дороге к нему разговорились с Веней о кино, он раскритиковал только что вышедшую картину «Москва слезам не верит».
— Когда ты успел посмотреть? Ты вроде бы раньше не любил ходить в кино, — удивилась я.
— Теперь полюбил, — ответил муж с вызовом. — Думаешь, мне не с кем туда сходить?
В гостях у Никитина был журналист-международник Томас Колесниченко.
