Она многое для этого сделала. Любое общение с ней ведет к скандалу и очередному судебному разбирательству. Поэтому когда ее адвокат на суде подошла ко мне с вопросом, стану ли я настаивать на совместном воспитании детей, ответил: «Нет».
Наташа никогда не требовала от меня, чтобы не виделся с Сережей и Катей. Но она их не приняла, я это знаю и не имею права ее осуждать. Так что привести детей к нам домой не могу. Эта тема закрыта.
Если я виноват перед Сережей и Катей, то Бог меня за это наказал. После всего пережитого у меня случился инсульт. Не хочу вспоминать, как полгода провел в больнице, как отнялись руки и ноги, как лежал и молил об одном — поскорее умереть и больше не мучить себя и своих близких.
Но сделать это мне не дала Наташа, она нашла лучших врачей, спонсорские средства, чтобы оплатить дорогую клинику, сиделок. Она и Федя не бросили меня в беде. Сын даже оставил на время работу, чтобы по первому требованию врачей привозить лекарства. Еще Федя купил дорогой матрас, чтобы у меня — лежачего — не было пролежней. И я выжил. Спасибо моей семье и врачам.
Татьяна в это время осаждала районный отдел соцзащиты, к которому я прикреплен. Выясняла, какая у меня пенсия, правильно ли ей начисляют с нее алименты. Женщины, работающие в таких организациях, по идее, должны были бы ей сочувствовать, но и они не сдержались: «Оставьте его в покое, не собирается он вас обманывать». Пенсия у меня невелика — пятнадцать тысяч рублей, теперь тридцать три процента отдаю из нее своим детям.
Других заработков пока не предвидится, передвигаюсь я все еще с большим трудом, так что сниматься и давать концерты не в состоянии.
«Дура я, дура, — сетовала недавно Секридова нашей общей знакомой. — И зачем только все это затеяла? Могла бы и дальше жить с детьми за счет Жарикова. А что имею теперь? Копейки». Деньги — единственное, что ее продолжает волновать.
А меня мучает другое: мои трое детей между собой не общаются. Сереже в этом году исполнится шестнадцать, Кате — четырнадцать. У них, конечно же, есть мобильные телефоны, и при желании узнать их номера небольшая проблема. Сначала я не делал этого, потому что был тяжело болен. А сейчас боюсь им звонить. Боюсь, что Сережа, услышав мой голос, просто бросит трубку или, того хуже, скажет что-то резкое.
Мне от этого будет очень горько и больно.
Я не видел своих детей девять лет, не знаю, как они теперь выглядят. Слышал, что Сережа учит китайский язык, делает успехи. Недавно Секридова звонила другой нашей общей знакомой, сказала, что стала ходить в церковь, молиться и все всем простила...
Наташа с Федором не верят, что я совсем не общаюсь с Сережей и Катей. Убеждены, что делаю это втайне от них. Но они ошибаются. Однажды я попытался заговорить с Федором о том, что ему стоит хотя бы взглянуть на брата и сестру, познакомиться с ними, но он и слушать не пожелал: «Нет, отец!»
Я не стал на него давить. Бессмысленно торопить такие события — всему свое время.
Просто никто не знает, что ждет впереди.
Как там Сережа и Катя? Как выглядят? Наверное, сильно выросли. Надеюсь, что когда-нибудь я их все-таки увижу...