Он богатый, что ему наши беды — разве он может нас понять?!»
Галины слова резанули по сердцу. Что за богатство она у нас узрела? Да, эту трехкомнатную квартиру дали моему отцу. Илья Жариков был известным писателем, во время Великой Отечественной войны выезжал на передовую, мотался по фронтам в качестве корреспондента газеты «Правда», а потом многие годы возглавлял приемную комиссию Союза писателей СССР. Особых привилегий не имел, «трешку» в писательском доме на Ломоносовском проспекте получил, поскольку в семье было четверо детей. Двое маминых от первого брака и двое общих. Я был последышем.
Родился за четыре месяца до начала войны. Чтобы ребенок не умер с голоду, мама отправила меня к своим родителям в Загорск.
У деда был дом и большое хозяйство — сад-огород, корова, бараны, свиньи... Ему пришлось многое пережить, поскольку их семью в свое время раскулачили. Жизнь помотала: трудился и гардеробщиком, и мясником на рынке, а в конце жизни ушел в монастырь. Человеком он был суровым, возражений не терпел и держал близких в строгости. Но я ему благодарен, он рано приучил меня к труду. От него в наследство мне достался фибровый чемоданчик с инструментами, поскольку навыки мастерового я осваивал с большим успехом. Однажды даже починил в квартире сложный английский замок, запчасти для которого пришлось отливать из металла в специальной форме.
Родители познакомились в поездке на пароходе по Волге, где оказались по рабфаковским путевкам.
Мама работала учителем литературы в школе, отец был начинающим писателем. То, что она уже замужем, не стало помехой чувствам. В красавицу-маму невозможно было не влюбиться. Она по сей день стоит у меня перед глазами в крепдешиновом платье в цветочек, которое ей безумно шло. Малышом, когда мама приезжала в Загорск, я обнимал ее ноги, вдыхал родной запах, меня невозможно было от нее оторвать.
Поначалу мы с сестрами и братом жили с мамой в пятнадцатиметровой комнате в коммуналке, а папа — тоже в коммуналке, но у себя на «Белорусской». Он там работал, писал, ему требовались тишина и покой. А мама разрывалась между двумя домами, обстирывала детей и мужа, готовила еду, убиралась. Но никогда не жаловалась, отца она очень любила. Да еще стала литературным секретарем мужа, освоила машинопись и постоянно перепечатывала его труды.
Папа любил бесконечно править: «Лев Толстой переписывал свои романы по двадцать раз. А чем я хуже?» И мама безропотно отстукивала на машинке очередную редакцию его рассказа или очерка.
Семья воссоединилась лишь в трехкомнатной квартире на Ломоносовском. Родители купили новую мебель, фарфоровый сервиз. Вот и все наши богатства. Где уж их там разглядела Галя Польских? В общем, своим замечанием она меня страшно разочаровала и я к ней охладел.
А скоро и вообще стало не до переживаний, сам Юлий Райзман пригласил меня сниматься в наделавший много шума фильм «А если это любовь?» Вообще-то первокурсникам сниматься в кино категорически воспрещается.
Рано! Но Сергей Аполлинариевич пошел навстречу Юлию Яковлевичу.
Меня пробовали на главную роль, но в первоначальном варианте картины между героями была эротическая сцена, в которой мы с Жанной Прохоренко смотрелись как дети. Худсовет «Мосфильма» восстал, и на главную роль Райзман взял актера Игоря Пушкарева, он выглядел постарше. Но и меня терять не захотел, я играл одноклассника главных героев. Мне досталась полноценная роль, целых тридцать шесть съемочных дней. Правда, картина была так изуродована цензурой, что от меня там остались рожки да ножки.
Съемки проходили в Киеве. Вдали от дома мы «отрывались» по полной. Меня поселили с Андреем Мироновым. Хозяйка квартиры выделила нам комнату с огромной трофейной кроватью из орехового дерева.
На ней мы с Андреем спали, бесконечно подшучивая друг над другом. Начались романчики, которые ежедневно пополняли наш донжуанский список новыми именами. Работницы съемочной группы, молодые актрисы, местные жительницы — кто только не побывал на трофейном ложе.
«Джон! Ты там как?!» — кричал Андрей с улицы, когда я барахтался в постели с очередной девушкой. Если ответа не было, значит, возвращаться домой Миронову рано. Ну, и я в свою очередь частенько «загорал» под дверью по той же причине.
Как-то мы загуляли накануне съемок так, что опоздали к началу работы. Райзман устроил страшный разнос, грозился: «Если такое повторится, позвоню Герасимову!» Угроза была серьезная.
Я мечтал сниматься у своего учителя, но этого за четыре года так и не случилось. Моих однокурсников Галю Польских, Сережу Никоненко прославил фильм мастера «Журналист». А я тогда был утвержден на роль в «Ивановом детстве» Тарковского. Пришел советоваться по этому поводу с Тамарой Федоровной. Она благословила. И не ошиблась.
Андрей Арсеньевич был начинающим режиссером. Группа собралась в основном молодежная, очень дружная. Съемки проходили в окрестностях города Канева, недалеко от Киева. Каждый вечер после смены все собирались у костра, пели песни. Ждали, когда пиротехники наглушат рыбы, и варили уху.
Я, пожалуй, ни разу потом не встречал режиссеров, которые работали как Тарковский. Он был очень въедливым, всегда добивался от актеров того, чего хотел.
