И здесь, в Бийске! Если через четыре года, получив диплом, не оставишь бредовой идеи идти в артистки, может, и отпустим тебя.
Неизвестно, чем бы закончилось наше противостояние, если бы папа не заболел. Конечно, не мое упрямство стало причиной инфаркта, но все равно я чувствовала себя виноватой. И после восьмого класса безропотно отнесла документы в музыкальное училище — на теоретико-композиторское отделение.
На экзаменах по большинству предметов получала «отлично», но в душе понимала: не мое это, не мое! Ждать четыре года тоже не собиралась. Попросила маму устроить уборщицей на завод — трудовая книжка давала право поступить в школу рабочей молодежи.
Посещать занятия в музучилище и ШРМ одновременно я не могла физически — и выбила в гороно разрешение сдавать экзамены в «вечерке» экстерном. Готовилась сама, без репетиторов. Утром изучала гармонию и полифонию, днем усаживалась за школьные учебники, вечером мчалась на завод — драить полы. Приползала домой за полночь, иной раз ложку поднести ко рту сил не было.
Получила аттестат и стала собираться в Москву. Оставила на столе записку: «Мои дорогие, понимаю ваше желание видеть меня учительницей музыки. Но я поехала поступать в Москву, потому что хочу быть артисткой».
В Школе-студии МХАТ меня с первого тура сразу отправили на конкурс, который я благополучно прошла.
Однако в список студентов не попала — не хватило полбалла. Мне предложили стать вольным слушателем до той поры, пока не освободится место. Я готова была учиться на любых условиях: без стипендии и общежития. Ан нет, самостоятельность не прошла. Для пребывания в статусе вольного слушателя потребовалось разрешение родителей. Папа приехал за мной, «посадил в мешок» и отвез в Бийск — заканчивать музучилище.
Всю дорогу я проревела. Не только из-за того, что учебу в театральном пришлось отложить в лучшем случае на год, но и потому, что уезжала от Жени...
Не заметить его среди абитуриентов Школы-студии МХАТ было невозможно. Высокий светловолосый красавец с ходу моего сердца не поразил, но с каждым днем нравился все больше и больше. Провожая в Бийск, Евгений обещал ждать «сколько потребуется». Сам он уже был студентом — провалившись в театральное, тут же поступил в МВТУ имени Баумана.
Мы писали друг другу чуть ли не ежедневно, и в каждом его послании были клятвы в вечной любви и верности, стихи... По этим письмам я в Женю и влюбилась. Первый раз в жизни. И до умопомрачения.
Мама, собирая меня в очередной раз в Москву, принялась давать наставления: «Я понимаю: вы с Женей очень соскучились друг по другу. И может случиться, что он... В общем, будь осторожна и не наделай глупостей».
Ответом был мой возмущенный взгляд: дескать, нашла, о чем предупреждать! И вообще, главная цель моей поездки — покорение ВГИКа. Именно эту «вершину» я решила брать на сей раз.
Не взяла. И студенткой Сергея Бондарчука не стала. Зато была замечена Алексеем Владимировичем Баталовым. Помню наш с ним разговор:
— Тебе сколько до окончания музучилища осталось?
— Год.
— Отправляйся в Бийск, получай диплом, а следующим летом приезжай. Я тебя возьму. Будут проблемы — звони.
Женя тем, что нам еще год предстоит жить в разлуке, был страшно расстроен: — Ну как же так, Лариса?
