Утро было туманным. Но это не помешало понять, что мы совсем разные люди, что во всем полнейшая несовместимость жизненных установок. Вот это те отношения, в которых наступает утро, что, впрочем, очень банально и случается со многими парами.
И в первый раз моя пятая точка, предчувствующая не самые приятные приключения, дала сигнал, что нужно бежать, еще за неделю до свадьбы. Обычно я прислушивалась, а тут подумала: «Может быть, ну ее и правильнее, наконец, послушать маму. Она так хочет, чтоб дочь вышла замуж и стала как все. Может, пришла пора переломить себя? Все ж так делают, и у кого-то получается».
И мы сделали это — мы поженились. Как-то все вышло играючи-припеваючи, в порыве эмоций, веселья и мохито. Да и предложение руки и сердца — это был этакий крутой кураж: «А давай на спор поженимся?» — «А давай!» — «По рукам?» — «По рукам!» Ну и докуражились.
Решение не было для меня ни серьезным, ни ответственным, а само событие ни значительным, ни торжественным — я никогда, как бывает у девочек, не мечтала о свадьбе, о замужестве. Не было этого в моих детских грезах. Замуж я выходила в джинсах, в кроссовках, в порыве легкомысленного задора, с желанием просто испытать что-то новенькое. Не то чтобы у меня не было к Литвинову чувств — не так. Дима как-то вовремя оказался рядом в момент всяких моих переживаний. Я сломала руку, он очень заботился обо мне, это было необычно.
До сих пор приходилось все тащить самой — и за себя, и за «того парня». Поначалу непривычное внимание даже раздражало, но он терпеливо сносил мои взрывы и никуда не девался — и я поддалась естественной женской слабости. Благодаря Литвинову я смогла-таки научиться получать помощь и поддержку. И приняла это за любовь. А тут еще стали наслаиваться какие-то события, которые так или иначе давали продолжение чувству, закручивали узелки в цепочку нашей совместной жизни.
Перед свадьбой мы провели прекрасные дни на Сицилии и из этой волшебной сказки приземлились в жесткую повседневность. Это был очень крутой вираж, к которому ни я, ни Дима оказались не готовы. Мы оба совершенно не способны были справляться с бытом, какими-то посудами, мебелями, коммунальными и прочими обычными для всех людей проблемами.
Для нас это был шок.
Потом я забеременела — судьба все решила. Я поняла, что продолжавшие поступать сигналы о том, что Литвинов — не мой человек, надо засунуть туда, откуда пришли. У нас будет ребенок. И этим все сказано. Но сказать легче, чем сделать.
Дима продолжал отучать меня от стремления быть самой по себе и так в этом преуспел, что в какой-то момент сделал домохозяйкой, домработницей — всем, кем угодно, но с приставкой «дом». Это убило весь мой жизненный кислород, без которого я жить не могу. Сам он постоянно работал, уезжал, приезжал. Я же, вынашивая ребенка, отказалась от многих проектов. Моя жизнь превратилась в нудное сидение дома, дошло до того, что я целыми днями не выходила на улицу. Наверное, есть женщины, которым это по душе и по силам, но я начала сходить с ума.
У Литвинова были представления о том, какой должна быть жена, близкие к библейским, а вот в понятиях об обязанностях мужа перед женой был явный пробел.
Воспитанный горячо любящей мамой, он слишком зациклен на себе. Место для женщины вполне определенное — она может стать для него дорогой, но не дороже его собственной жизни.
А я-то знала уже, что любовь — это жизнь-для-другого, я так любила. И если бы я встретила Сережу сейчас, наверное, все могло сложиться иначе. Но я его встретила подростком. И невозможно от пятнадцатилетней девочки, что бы в ней ни было заложено, требовать, чтобы она стала мудрой, терпимой, покладистой еврейской женщиной.
