С папой ей стало скучно, с Сашей было весело, но не о чем говорить. На первых порах их связывала страсть, но на ней одной долго не протянешь. После Саши появился Миша — личность, мягко говоря, неординарная, инвалид без руки, бывший наркоман и заключенный. Но с богатым внутренним миром. Он, как и мама, увлекался эзотерикой, духовными практиками. Это произошло, когда я была уже постарше, стала самостоятельной. Они друг друга сильно любили, но Миша чуть не погиб. Поставил на себе эксперимент: ничего не ел дней тридцать, чистил то ли организм, то ли карму. И мама была при нем. В результате он попал в реанимацию, а мама повторяла: «Все нормально, все нормально!» В реанимации Миша заявил: «Я хочу умереть!»
А мама: «Ну, раз он так решил...» Но я не могла этого допустить, взяла в долг у друга денег и положила Мишу в приличную клинику. Там его спасли, и он, наверное, до сих пор на меня обижается...
Со своей престижной работы мама ушла. Ей надоели иерархические рамки, она послала начальство куда подальше и все бросила. Красавица с высшим образованием устроилась не куда-нибудь, а дворником — мол, плевать мне на общественное мнение, хочу быть сама по себе. И вот такая вся из себя — красотка стройная с идеальным французским — убирала сугробы. Но вызов обществу ей быстро надоел. Она решила вовсе не работать и сдала мою комнату. Мы стали жить с мамой в ее комнате и спать в одной кровати. Это было в промежутке между мамиными романами с Сашей и Мишей.
Я ворочалась, и маму это жутко злило. От скрипа кровати она приходила в бешенство, ругалась, психовала, вскакивала и шла курить на кухню. В такие моменты лучше было ее не трогать, а то могло и до драки дойти, рука у мамы, при всей ее хрупкости, тяжелая. Мне первое время было трудно спать с мужем в одной постели — боялась лишний раз пошевелиться. Но Лешка меня от этого страха быстро избавил, он спит как младенец, а характер у него самый мягкий на свете.
В одиннадцать лет мама выделила мне полку в холодильнике, запретив прикасаться к ее продуктам: «Гена платит алименты, будешь отдавать из них половину квартплаты, на корм собаке, на оставшееся живи как знаешь».
Папа платил ежемесячно сто пятьдесят долларов, а половина квартплаты — это полторы тысячи рублей!
На что жить? Детей на работу, как известно, брать запрещено. К счастью, в кафе, куда пришла устраиваться официанткой, мой возраст никого не интересовал.
В четырнадцать я ушла из дома. Помню, мама замахнулась, собираясь меня ударить, а я перехватила руку: «Больше ты меня бить не будешь. Я не могу с тобой жить. Мы ненавидим друг друга». За месяц до этого умерла бабушка, и я переехала в ее жуткую, захламленную берлогу в Медведково.
Соседи по подъезду прозвали меня Золушкой. Три летних месяца я занималась исключительно тем, что выбрасывала мусор. Квартира на первом этаже блочного дома на окраине Москвы — просто жуть. Зато не надо было таскать барахло по лестнице: я открывала окно и вышвыривала бабушкины «сокровища» прямо на улицу, оттащить их на помойку оттуда было легче.
После моего отъезда отношения с мамой наладились, она приезжала, даже помогала мне вешать новые занавески на окна.
Школу я забросила, ежедневно ездить из Медведково в Измайлово через всю Москву было нереально. Да и отношения с одноклассниками не сложились. С одной стороны, мне повезло, попала в театральный класс 1811-й школы. Помимо общеобразовательных предметов, нас учили актерскому мастерству, сценической речи и движению. Но мне было там тяжело — одноклассники в основном ребята из богатых семей, а я была, по сути, дворовой девчонкой и в этот коллектив не вписалась. Да никогда и не стремилась вписаться, это у меня от мамы.
Хотя понимала: без аттестата о среднем образовании можно распрощаться с мечтами об актерской карьере.
Чему-чему, а уж личной ответственности перед собой мама меня научила. И я решила доучиваться в Экспериментальном театре-студии Вячеслава Спесивцева. Туда принимали с четырнадцати лет.
Если честно, занималась так себе, но документ об окончании школы мне в итоге оформили. Спесивцев сразу предложил пробоваться на роль Джульетты в фирменном спектакле театра. Когда увидела своего Ромео, сердце оборвалось. Гела Месхи был звездой труппы. Я влюбилась в него с первого взгляда, он был невероятно красивый и талантливый. Стоило мне поднять на него глаза, как я страшно зажималась и забывала текст. Гела побился-побился, но с ролью ничего не вышло.
Гела вскоре поступил в Школу-студию МХАТ, там на курсе Константина Райкина учился его друг Артем Чилек. Мы продолжали общаться, собираться компанией. Я замечала, что произвожу впечатление на Артема, но ведь я была влюблена в Гелу! Артем уже начал работать в «Сатириконе» и однажды пригласил нас всех на спектакль. Я прихватила с собой лучшую подругу Юльку. Сейчас уже не помню точно, что играли, по-моему, «Страну любви». Исполнитель одной из главных ролей Леша Бардуков бегал по сцене с голым торсом, но я была совсем ребенком и торсы меня волновали мало.
После спектакля ехали в троллейбусе. Лешка оказался приятным и обаятельным парнем. В него тут же влюбилась моя Юля. Она постоянно делилась со мной своими чувствами, рассказывала, как он посмотрел в ее сторону, что сказал. Оказывается, тем же самым занимался Артем, он постоянно обсуждал с Лешкой свои чувства ко мне, советовался, как завоевать мое сердце.
