Это он устроил так, чтобы его продолжение явилось в этот мир так легко и мгновенно, как он ушел в другой.
Может, из-за этого у меня появилась какая-то детская вера: я ищу и вижу знаки жизни его души во всем живом. На сороковой день у могилы служили панихиду отец Димитрий и игумен Августин, специально приехавший из Печор. Я держала Юрочку на руках, рядом — Костя. Вдруг огромный-огромный шмель появился, кружил, кружил только над нашими головами, только во время молитвы — все заметили. И исчез незаметно, как появился.
Теперь когда любая тварь, бабочка или даже муха в дом залетает, я отношусь к ней очень бережно. Как-то на даче шмель залетел, Костя — с полотенцем за ним, я кричу: «Не трогать отца!
Открыть окна и выпустить!» Костя смеется: «Ох уж мне эти причуды» — но не спорит. Зяблики на могиле в венках гнездо устроили, кошки, собаки прибегают в них греться — я им рада.
Юрка очень любил собак, у него овчарка была в детстве, пес Алый, незаменимый помощник в драчках. Степанова самый злобный пес сразу начинал облизывать. У нашего приятеля алабай, огромный, страшный, так они были два друга, не разлей вода. Я поражалась: Юрка мог, похоже, в будке с ним сидеть и радоваться собачьей жизни. Его любовь распространялась на всех без разбору: не важно, актер, режиссер или сантехник, богатый или бедный — он под всех подстроится, никогда не даст почувствовать неловкость, тактично и хитро найдет возможность денег дать, помочь делом или словом. Я не понимала, была противницей его общения со всякими криминальными элементами, а он их привечал, опекал, помогал деньгами, пристраивал, посылки в тюрьмы отправлял.
Отец Александр открыл мне совершенно неожиданную вещь, они это обсуждали — Юра уже хотел стать священником.
И я думаю, что у него бы получилось, потому что он был великодушен ко всем. И обладал удивительной способностью внушать любовь, это притягивало к нему людей и зверей как магнитом.
Вот все удивляются нашим отношениям с соседями: в Москве такого нет — мы одной семьей живем. Бабушка на этаже, Серафима Петровна, нам Костю вырастила. У нас дверь никогда не закрывается — в прямом смысле, ходим друг к другу без стука. Оглянешься — Димки нет, фьють — он уже к соседям утопал, босиком по коридору шлеп- шлеп, дверь ногой открывает: «Привет!»
— как к себе домой. Все — и соседи, и друзья — очень страдают, жалуются, что Степанова не хватает, не с кем посоветоваться, некому душу излить.
Многие в подобных трагических ситуациях говорят, что в доме замолчал телефон, никто больше не приходит. У нас телефон не умолкает — звонят, беспокоятся, всегда готовы прийти и приходят — с бесконечными подарками и помощью. Жена актера нашего театра Тагира Рахимова заехала, я с учительницей итальянским занимаюсь, она: «Так, освободите кухню — мне надо тряпкой пройтись, — по кухне прошлась и к нам: — Давайте быстренько на кухню! По комнатам пыль погоняю». Такие вот у Степанова друзья, настоящая родня.
И в материальном смысле у нас с детьми ничего не изменилось.
Словно Юра просто взял да и надел шапку-невидимку и продолжает опекать нас. Он незримо — с нами. Как Юра щедр был на хлеб-соль, как легко доставал из своих широких штанин деньги всем нуждающимся — так теперь на нас отовсюду сыплется нескончаемая манна небесная, будто бездонную скатерть-самобранку расстелила невидимая заботливая рука.
Кроме маленькой теплой квартирки папа оставил нам в наследство еще два отчих дома — театр и храм. Первый взял на себя абсолютно все материальные проблемы, второй — заботу о наших душах.
Коллектив театра, разросшись, несколько разобщился, смерть Юры стала мощной встряской — они снова стали семьей. И мы, Степановы — Костя, Дима, Юра и я — члены этой семьи.
