Коля! Что-то грудь давит!»
Мы вызвали «скорую», и она отвезла отца в санаторий «Сосны» на Николиной горе. Там неплохие врачи. Отцу сразу сделали кардиограмму и поставили диагноз — инфаркт. Та же «скорая» повезла его в Москву, в ЦКБ. По дороге врач тихонько сказал мужу: «Можем не довезти».
Коля оставил отца в ЦКБ и, страшно расстроенный, вернулся на дачу. Они были очень близки. Муж относился к тестю как к родному отцу. Колин отец умер шесть лет назад. Внезапно. Пошел на рынок, упал и умер. Ему не было и семидесяти. Муж долго не мог оправиться от этой утраты...
В тот раз диагноз, к счастью, не подтвердился. Но мы с Колей решили поселиться с папой. Чувствовали, что его уже нельзя оставлять одного.
Пару раз я пыталась предложить отцу переехать в город, но он и слышать об этом не хотел. Прирос к своему дому корнями, как старое дерево...
Прошлой осенью я забила тревогу. Папа очень сдал. Теперь он подолгу спал и стал безразличен ко многим вещам, интересовавшим его раньше. Вел себя нормально. Ел, гулял. Но вставал в два-три часа дня. В половине четвертого завтракал. И все — нехотя, с уговорами. Вывести отца из депрессии уже никто не мог. Раньше его поддерживали друзья и воспоминания о прошлом. Но постепенно все ушли: Ростоцкий, Гостев, Полугаевский... Из того времени с ним осталась только мама. Родители часто сидели летом на крылечке, о чем-то тихо беседовали.
Но теперь уже и прошлое перестало поддерживать папу. Мама рассказала: «Если позапрошлым летом мы очень много вспоминали, то теперь больше молчали.
Просто сидели рядом. Однажды я спросила: «Помнишь, как ты снимался на Дону, у Бондарчука? Тебе дали выходной, и мы поехали на озеро. Жарили шашлыки и целовались в камышах». Папа насупился: «Ты меня с кем-то путаешь». Я онемела. Не знала, что подумать. Пошутил он или забыл?»
Мама волновалась за папу, но ничего не могла сделать. Ей едва хватало сил справляться с собственными проблемами. То и дело ее клали в больницу.
— Давай обследуемся в ЦКБ, — предлагала я отцу.
— Зачем? — удивлялся он. — У меня ничего не болит.
— Хорошо, тогда съездим в поликлинику.
Ты давно не был у врача.
— Не был — и не надо. Меня ничего не беспокоит.
Раньше папа ко мне прислушивался. А теперь не было ни малейшей возможности на него повлиять. Иногда казалось, он перечит специально, из какого-то детского упрямства. Если я просила о чем-то, часто отвечал: «Нет».
В ноябре прошлого года я несколько раз вызывала «скорую». Кардиограмма была неважная, и отцу посоветовали лечь в больницу. Он отказался.
— Мы вас предупреждаем, это может плохо кончиться, — сказали врачи очередной кардиобригады.
— Чему быть, тому не миновать, — слабо улыбнулся отец.
Он разговаривал с медиками с едва заметной издевкой. Они взяли расписку — отказ от госпитализации — и уехали.
Я почуяла беду за два месяца до папиной смерти и сделала все, что могла. У отца уже не было ни сил, ни желания бороться за жизнь.
Он даже не пил лекарств. Очередной врач спросил, что он принимает. Папа показал на тумбочку. Тот выдвинул ящик и увидел неначатые упаковки, задвинутые в дальний угол.
— Почему ты ничего не принимаешь? — огорчилась я.
— Сколько же можно! — огрызнулся папа.
— Сколько нужно! Ты должен пить эти препараты все время. И урологические, и сердечные.
Я стала сама приносить отцу горсть таблеток и следить, чтобы он их принял. Папа нехотя глотал разноцветные пилюли и умоляюще смотрел на меня своими голубыми глазами, будто спрашивая: «Ну что ты пристала?»
Однажды за завтраком я опять начала уговоры:
— Когда ты все-таки ляжешь в больницу? Тебе же сказали, дома оставаться опасно!
— Пожил и хватит, — сказал папа очень твердым голосом князя Болконского. Упрямо и надменно. — Восемьдесят один уже, пора о душе подумать.
Разговор этот состоялся за десять дней до его смерти.
А потом отцу стало плохо, но не с сердцем.
Это была урология. Мы с мамой испугались (она была на даче), у него уже случались такие приступы. Я позвонила врачу в поликлинику, хотела посоветоваться. Перечислила препараты, которые у нас есть, сказала, что в прошлый раз папа принимал одно сильнодействующее средство.
«Не надо, — сказал врач, — подождите сутки, и так все пройдет».
А ждать уже было нельзя. Папу пошатывало. Когда он ложился спать, мама сказала: «Слава, ты ночью не вставай. Если понадобится, лучше позови кого-нибудь».
Папа не послушался, встал и сам пошел в туалет. Упал и всю ночь пролежал на полу. Спускаюсь утром из спальни, а он лежит! Я испугалась, а потом смотрю — живой, просто спит. Вызвали «скорую».
