Я была уверена, что Тихонова обожают все — от простых зрителей до членов правительства, но, попав в кинематографическую среду, поняла, что это не так...
Никак не могу привыкнуть к тому, что папы нет. Иногда кажется: слышу его голос, звук шагов. Скрипнет входная дверь, и в голове проносится: «Это папа вышел на крыльцо покурить».
Даже в восемьдесят отец выкуривал за день пачку «Мальборо». Они часто стояли на крылечке с моим мужем Николаем, дымили и беседовали о жизни, о кино.
Мне философствовать было некогда, вечно крутилась с детьми. Свободное время появлялось только вечером, когда Слава и Гоша укладывались спать. У меня глаза тоже слипались, но я старалась побыть с отцом. Иногда просто сидела рядом. Телевизор почти всегда был включен на спортивном канале. Я приваливалась к папиному плечу, и мы смотрели вместе хоккей или футбол.
Теперь, когда не спится или на сердце тоска, я включаю какой-нибудь матч — негромко, фоном. И сразу успокаиваюсь, как будто снова чувствую рядом родное плечо...
Строительство дома на Николиной горе мы начали в середине девяностых. Я была счастлива, когда у нас появилась дача, по тогдашним меркам — шикарная. Теперь, конечно, небольшой двухэтажный дом из красного кирпича не идет ни в какое сравнение с хоромами, построенными по соседству.
Но мы никогда никому не завидовали, нас и сейчас все устраивает. И папа говорил: «Здесь как в городской квартире — отопление, ванная. И даже камин!»
Он мечтал жить на природе, наверное потому, что родился и вырос в подмосковном Павловском Посаде. Дача была его любимым детищем. Папа сам разрабатывал проект и покупал стройматериалы.
В одну из первых зим на Николиной горе ему пришлось уехать на съемки. Стояли морозы, и в только что построенном доме лопнули трубы. Позвонили люди, присматривавшие за дачей. Отец тут же примчался и был в шоке, когда увидел обледеневшие и почерневшие стены и полы. После этого случая он старался не оставлять дом без присмотра.
Много лет его доделывал, переделывал. Строил семейное гнездо.
Мы любили жить за городом, особенно летом. В 1997-м у меня появилось собственное жилье, но я постоянно приезжала к родителям. А потом случилась беда. Двенадцать лет назад мама сломала шейку бедра. Упала на улице в гололед. И начался кошмар.
Сейчас страшно вспомнить, что ей пришлось пережить. Все эти бесконечные больницы, операции. По полгода она проводила на больничной койке, совершенно беспомощная. Ей помогала ее старшая сестра Нина — я часто уезжала на съемки, а папе ухаживать за мамой было уже тяжело. Но он все равно мотался в Москву и очень переживал, что не может облегчить ее страдания.
Сначала маме поставили металлический штырь. Потом его заменили эндопротезом — искусственным суставом. После нескольких лет мучений он так и не прижился. Мама героически боролась. Делала утомительные процедуры, терпела немыслимую боль. Как оказалось, напрасно. Когда нам удалось показать ее крупнейшему специалисту в области эндопротезирования, он сразу удалил злополучный сустав. Мама осталась инвалидом.
Она передвигается на костылях и не может ступить на больную ногу. Но бодрости духа не теряет. Пока был жив папа, она при первой же возможности приезжала к нему на дачу, хотя нуждалась в постоянной медицинской помощи.
Родители никогда не расставались надолго.