— Марья, привет! Говорят, ты от мужа ушла?
— Было дело.
— Так возвращайся ко мне.
— Ты в курсе, что у меня ребенок?
— Я тебя и с ребенком возьму.
— А с двумя возьмешь?
— И с двумя возьму.
— Тогда придется подождать, пока я вторым обзаведусь.
Разговор велся в шутливой манере, но я чувствовала: с его стороны все всерьез.
Спустя полтора года после того звонка мне сообщили, что Антон погиб. Услышав страшную новость, я сразу вспомнила слова, которые он часто повторял, когда мы были вместе: «Я долго не проживу.
Мне на этой земле короткий век отмерян — точно знаю».
Задыхаясь от слез, набрала номер его домашнего телефона. Трубку взяла мама Антона Лариса.
— Это правда?
— Да, — голос звучал будто со дна глубокого колодца. — Вот глажу его любимую рубашку, надо вещи в морг отвезти, — повисла тягостная пауза, потом — тяжелый вздох: — Для всех он был плохим, но я знала его с другой стороны. Сыном он был хорошим, очень хорошим...
— Я тоже всегда буду помнить о нем только хорошее...
Я часто заглядываю к Ларисе (как-то она попросила не величать ее «тетей», и с тех пор я обращаюсь к ней по имени), поддерживаю и материально, и морально.
Она осталась совсем одна и нуждается в участии и внимании. Мы разговариваем о моей работе, о Никите, вспоминаем Антона.
Однажды, взяв мою руку в свою, Лариса сказала: «Он любил тебя до последней минуты. По-настоящему любил. Сколько раз бывало: лежит в своей комнате, смотрит сериал «Петя Великолепный», но стоит мне открыть дверь — тут же переключает программу. Как-то, застав Антона врасплох, я спросила: «Любишь Машку?» Он сверкнул глазами: «Ненавижу!» — и отвернулся к стене...»
Я тоже очень любила Антона и равное по силе чувство испытывала разве что к Коле. Очень жаль, что сегодня говорю об этом в прошедшем времени. С Николаем мы прожили семь лет, став друг другу близкими, родными людьми.
Остаемся ими и теперь, хотя давно уже разведены.
Инициатором развода, как и в случае с Гурамом, была я. Но как же по-разному дались мне эти расставания! Уйдя от Гурама, я испытала огромное облегчение: будто сидела долгое время под водой без маски, а потом вынырнула на поверхность и задышала полной грудью. А перед Колей чувствую себя виноватой. Я не предавала его, но щемящее чувство вины не оставляет меня...
Наверное, проще всего объяснить наш развод моей занятостью. Получив главную роль в сериале «Маргоша», я стала проводить на съемочной площадке по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Коля, поначалу мирившийся с моей загруженностью, с каждым днем становился все мрачнее.
У него, еще со школьных лет серьезно занимавшегося кикбоксингом и теперь работавшего телохранителем, график тоже был не слишком «щадящий», однако далеко не такой, как у меня. Начались претензии: «Мы с Никитой тебя почти не видим», «Мне неприятно, что ты обнимаешься и целуешься перед камерой с другими мужчинами». А однажды я услышала: «Мне тридцать лет, и я не хочу быть твоим «аксессуаром».
Мне тоже меньше всего хотелось, чтобы мой муж был «аксессуаром». За мужчиной, у которого есть стержень и цель, я готова пойти куда угодно — по углям, по стеклам. Коля не желал быть моим «приложением», но и менять свои жизненные ориентиры не собирался...
Из наших отношений ушли радость и трепет. Их место заняли рутина, взаимные претензии, обиды, непонимание.
Я уже не могла сказать: «Ты мне нужен каждую минуту». Коля тоже научился без меня обходиться. Разорвалась духовная связь, без которой люди не должны оставаться вместе.
Я всегда ставлю себе в пример самую близкую подругу Олесю и ее мужа, которые долгие годы сохраняют и трепет, и духовное родство. Для них расставание, даже самое короткое, действительно — «маленькая смерть». Если один в командировке, другой может прилететь на пятнадцать минут — только для того чтобы обнять и в тысячный раз признаться: «Я тебя люблю...»
Коля часто забирает Никиту к себе домой, они играют, ездят в парк Горького кататься на аттракционах. В нынешнем году сын пошел в первый класс, и в школу, вместе с мамой и многочисленными бабушками-дедушками, его сопровождал и папа Коля.
Я так привыкла заботиться о Коле, что и сейчас мне каждую минуту нужно знать: он жив-здоров и у него все хорошо.
Иногда руки сами тянутся к телефону, чтобы набрать номер, но я говорю себе «стоп», потому что не имею права лишний раз тревожить. Потому что возврата к прошлому быть не может и Коля должен налаживать свою жизнь без меня. Вот только чувствовать грозящую ему опасность запретить себе не могу. И умирать от страха за него — тоже...
Это случилось пару недель назад. Мне приснился Коля. Избитый, со вспоротым животом. Очнулась от собственного крика. Никогда в жизни после ночного кошмара у меня не случалось такой истерики.
