Помня о том, что оба официально несвободны, мы изо всех сил старались соблюдать конспирацию. В аэропорту держались подальше друг от друга и делали вид, что незнакомы. Вдруг к стойке регистрации подходит Игорь Верник и говорит Хотиненко: «Ты в Париж? Сейчас познакомлю тебя с прелестной девушкой. Она тоже туда летит».
И подводит Володю ко мне! Он смущенно протягивает руку, я ее пожимаю: «Очень приятно».
Прилетели в Париж, пересели на поезд в Бон, где проходил симпозиум. Вагон тронулся, и тут я не сдержалась, положила голову Володе на плечо. Удивленный взгляд Карена Шахназарова будто говорил: «Что-то здесь не так. Не может быть, чтобы они познакомились в аэропорту».
В Боне мы решили: да гори она синим пламенем, эта конспирация. И попросили поселить нас в одном номере. Гостиница наша называлась Home — «Дом», и мне это показалось добрым знаком. Первый опыт совместного проживания, пусть и такой короткий, оказался удачным. Мы убедились, что нас не раздражают друг в друге даже мелочи.
Встречаться в Москве было негде. Часами просиживать в кафе? Но мы уже не дети... Хотиненко зачастил ко мне на работу в «Центр СКИП-фильм». Сотрудники даже решили, что он хочет пристроить в прокат свои картины. Однажды, когда Володя сидел у меня в кабинете, неожиданно заехали мама с Григорием Ивановичем. Я их познакомила, они разговорились. Мама внимательно слушала Володю, а когда он ушел, сказала: «Какой потрясающе тонкий человек!»Не знаю, как долго я смогла бы скрывать наши отношения.
Дома меня раздражало абсолютно все. Отношения с Себастьяном окончательно испортились, любая мелочь становилась поводом для ссоры. Иногда я думала: на что трачу свою единственную жизнь? Но Володе не жаловалась, оберегала нашу любовь.
Однажды он спросил:
— Ты согласна не на роман, а на жизнь?
И я, не раздумывая, ответила:
— Да.
Той зимой 1996 года фильм «Мусульманин» был выдвинут на кинопремию «Ника» в девяти номинациях. На церемонию в Дом кино мы пошли вместе. Я понимала: если появлюсь на «Нике» с Хотиненко, домой лучше не возвращаться. Поэтому после вручения наград Володя увез меня в однокомнатную квартиру, которую снял для нас.
На следующий день газеты написали, что режиссер Хотиненко пришел на «Нику» с чужой женой.
Аларкон, узнав, что я ушла к Володе, только усмехнулся: «Ну-ну, иди — скоро вернешься!»
А сын меня понял: «Мамочка, главное, чтобы ты была счастлива. Но я останусь с папой».
Собирая вещи, я думала: самое важное, что все понял Денис. Он всегда был для меня самым близким и любимым человеком. Денису я могу доверить даже то, что не отважилась бы рассказать о себе маме. Да, мой брак с его отцом потерпел крах. Но ничто не может разрушить нашей с сыном душевной связи.
Итак, я снова оказалась в съемной квартире и все мое имущество умещалось в двух чемоданах. Окна выходили на Бутырскую улицу. Стоило их открыть, и мы с Володей переставали друг друга слышать, такой стоял шум от бесконечного потока машин. Купили тарелки, кастрюли, утюг. Быт постепенно налаживался, а потом и квартирный вопрос разрешился. Секретарь Союза кинематографистов Сергей Соловьев похлопотал за Володю, и московские власти разрешили нам приобрести по специальной цене двухкомнатную квартиру на северо-западе Москвы.
Дом, в который мы въехали, был только что построен. Одна из комнат оказалась круглой, что привело Володю как архитектора в абсолютный восторг. Денег на мебель нам не хватило, но это было неважно. Новоселье отмечали, поставив тарелки с закусками на гладильную доску.
Не испортило праздника даже то, что в этой квартире у Володи нет кабинета. Жаль, конечно, но что поделаешь, так и живем уже четырнадцать лет. Мне очень нравилось наблюдать, как наш дом растет и развивается вместе с нами.
До встречи со мной у Володи было три брака, но ни разу он не венчался в церкви. Раньше я мало думала о религии. Не то чтобы была совсем неверующей, но так уж сложилось. Перед венчанием крестилась в том же храме, где когда-то принял крещение Володя. «Теперь ты моя настоящая жена, единственная», — сказал он, когда мы вернулись из церкви домой.
Казалось, у нас для счастья было все: живи да радуйся. Но вскоре я заметила, что Володя потерял сон.
— Что с тобой?