Вечерами сидела возле телефона в ожидании его звонка. Этими ежедневными короткими разговорами и жила. Так прошло еще два с половиной года, в течение которых я дважды побывала у него в гостях. Во время последнего визита Михайло дал понять: было бы неплохо, если бы я занялась поиском работы и осталась в его родном городке. Вот только в каком качестве мне предлагается остаться, не уточнил...
В Москву я вернулась замерзшей. И не оттаивала долго. До тех пор, пока не встретила Его. Он был разведен, в бывшей семье росла дочь. Полгода мы были счастливы. Все вечера, ночи, выходные проводили вместе. А потом он стал возвращаться все позже и позже, субботы и воскресенья тоже теперь были заняты «срочными делами». Я сама вызвала его на откровенный разговор и услышала: «Ты замечательная.
И у тебя все получится, но не со мной. Я решил вернуться в семью. Ради дочки».
И я снова осталась одна.
На своем двадцатисемилетии, слушая поздравления друзей, желала себе: «Пусть встретится мужчина — добрый, надежный — такой, от которого не страшно родить ребенка. Большего мне не надо. Я свое, видно, уже отлюбила».
Наверное, на небесах кто-то все же фиксирует наши желания, рассматривает и принимает решение: исполнять или нет. Мое прошение дожидалось вердикта два месяца, а его реализация началась со звонка начальницы с прежнего места работы: «Оленька, у нас тут намечается небольшая пирушка. Приди — порадуй народ своим пением. Заодно познакомишься с симпатичным молодым человеком.
Он видел тебя в каком-то рекламном ролике — ты ему очень понравилась».
Особого впечатления комплимент на меня не произвел. Взгляды вслед, восхищенный присвист — ко всему этому я за последние годы успела привыкнуть. А ведь до восемнадцати считала свою внешность вполне заурядной, даже невзрачной. Все изменилось после визита на выпускной вечер в спортивной школе, где я занималась баскетболом, ассистента кинорежиссера Самсона Самсонова. Ему нужны были девушки для эпизодических ролей в картине «Неприкаянный». Мне сделали макияж, прическу — и в зеркале отразилась совсем незнакомая, очень эффектная особа. Когда встала перед камерой, по площадке пронеслось: «Да девочка-то красавица!» Самсонов, заявив, что утверждает меня на роль одной из заядлых любительниц дискотек, с легкой обеспокоенностью поинтересовался: «Оля, вы так собираетесь идти домой?»
Он еще сомневался!
Неужели у меня рука поднялась бы смыть такую красоту? Впервые в жизни, идя по улице, ловила на себе заинтересованные взгляды и слышала: «Девушка, куда вы спешите? Можно с вами познакомиться? А как вы отнесетесь к предложению посидеть в кафе?»
Теперь я была уверена: то, что год назад не поступила в энергетический институт (не хватило полбалла) — не неудача, а знак: «Тебе судьбой предначертано другое». В голове одна за другой проносились мысли: «Не зря же меня и в школе, и в спортивных лагерях всегда звали Олькой-артисткой... Вот и Самсонов, послушав, как я пою, сказал, что нужно на сцену.
Скорее всего, он имел в виду вокальные данные, но разве плохо, если киноактриса умеет петь?»
Поступать во ВГИК я отправилась, подготовив монолог Настасьи Филипповны из «Идиота». Тот, во время которого она бросает в огонь принесенные Рогожиным деньги. Меня выслушали, сказали «спасибо», но не пригласили даже на первый тур. Ехала домой и рыдала от обиды: меня, такую красивую и талантливую, не оценили! И тут же в душу заползло сомнение: а вдруг комиссия права — нет у меня никаких актерских задатков?
Выход нашел папа: «Самсонов сказал, что нужно учиться вокалу? Вот и учись. А там как бог даст». Папа оплатил мои занятия с репетитором, и я легко поступила на вокальное отделение музыкального колледжа имени Октябрьской революции (сейчас — институт музыки имени Альфреда Шнитке).
