Передавать дословно ее высказывания не хочу, но уверен: услышав их, меня бы поняли не только мужики, но и женщины. Я ударил Яну и тут же ощутил в районе темени взрыв и дикую боль. Вселенная предупредила меня...
Оставаться рядом с Яной, выяснять отношения я просто физически не мог. Она продолжала доставать меня, несмотря на мои мольбы о покое. Я подал на развод и уехал в Киев к родителям. На сорок восьмой день опухоль стала как маковое зернышко. Я вырвал ее пальцами.
Долгий пост излечил меня, но организм дошел до такой младенческой чистоты, что если даже полгода спустя я съедал немного жареной картошки, опухал, словно выпил бутылку водки. У меня обнаружились экстрасенсорные способности. Я не мог долго находиться в шумных компаниях, буквально задыхался — настолько была неприятна аура некоторых людей.
Друзья позвали на Алтай, где открывали клинику голодания.
Яна от этих планов отказалась наотрез, несмотря на то, что неоднократно высказывала желание уехать в Тибет или горы Алтая. Ее отказ стал для меня полной неожиданностью. Но я в то время не мог существовать в «миру» и чтобы сохранить себя, должен был уехать — с женой или без нее. Мы развелись. Когда до моего отъезда оставалось несколько дней, выяснилось, что Павелкуша беременна. Короче, я никуда не поехал. Стал выходить из вегетарианства и написал: «Чем друг дружечку стращать, поедом съедая, лучше сала шмат рубать, водкой запивая». Взял в банке кредит на стометровую трехкомнатную квартиру, купил Яне машину и дорогущую фотоаппаратуру.
Казалось, теперь наша жизнь наладится.
Но Павелковская отдалялась от меня все больше. Решила доказать, что она самостоятельная и независимая женщина. С рождением Артемия ситуация только ухудшилась. Теперь все ее внимание было сосредоточено на ребенке. Я помогал заботиться о сыне, обожал его не меньше матери. Постоянно звал Яну замуж, она отвечала уклончиво: «Зачем? Мне и так хорошо». Но однажды почти уговорил. Мы решили, что официальное предложение я сделаю ей на передаче Андрея Разбаша «Прости».
И вот на глазах у публики с комом в горле произношу:
— Я благодарен за то, что ты многому научила меня. Я многое переосмыслил, прости мое буйство и выходи за меня замуж.
Все в ожидании хеппи-энда, а Павелковская делает удивленные глаза:
— Нет, меня устраивают сегодняшние свободные отношения.
Зрители в шоке.
Я в нокауте. Если Яна хотела унизить меня на всю страну, у нее это отлично получилось...
Период романтизма для меня закончился. И в поэзии я перешел на великий и могучий матерный язык. «Всем давно понять пора, на земле кукуя, нету ... без добра и добра без ...» Яна возмущалась: «Как ты, умный, тонкий человек, можешь писать такое!» Я ее убеждал, говорил, что сам Пушкин не гнушался мата. Цитировал замечательный роман Германа Гессе «Игра в бисер», который она мне когда- то сама посоветовала прочитать.
Его герои — аристократы духа, блистают друг перед другом эрудицией, говорят о высоких материях, совершенно не замечая, что все это лишь пустая игра. Духовные искания бессмысленны, если Художник не хочет изменить мир, не идет с открытым забралом против толпы. Но тщетно, Яна отказывалась меня понимать. И однажды прозвучало: «Я больше не люблю тебя». Ну, у меня и сорвало предохранитель...
Как раз в это время мы с Никитой Высоцким поехали в Болгарию со спектаклями памяти его отца. Президентский коньяк «Плиска» в неограниченном количестве, девушки опять же... Я стал напиваться так, что утром не помнил, как провел концерт и что было после. Мой друг и крестный, замечательный музыкант Слава Бобков умолял: «Остановись. Иначе сгоришь. Ты уже на краю, еще чуть-чуть — и все».
А мне было по кайфу.
Алкоголь создавал совсем другую реальность, в которой не было места ни тоске, ни боли, ни душевным метаниям. Но едва возвращался в Москву, понимал: не могу без Яны! В ответ же слышал: «Я разлюбила тебя». Чуть ли не насильно затаскивал ее в постель, доводил до оргазма, надеясь, что это что-то изменит.
Чтобы вызвать у любимой хоть каплю ревности, показывал фотографии из эротического фильма «Распятые», в котором тогда снимался. На снимках я был не один и в весьма откровенных позах. Яна злилась, ругала меня, я хлопал дверью, снова пил.
Однажды попросил ее оформить на компьютере обложку и фотоиллюстрации для моего поэтического сборника.
Возвращаюсь с гастролей, завтра книга должна уйти в печать. Спрашиваю:
— Ты сделала то, о чем я просил?
— Не успела.
На занятия йогой, на встречи с мистиками она время нашла, а на меня — нет. Если не сдам завтра эти фотографии, моей книги стихов в «Золотой серии поэзии» не будет! И так обидно стало, что я схватил Яну за грудки и как заору: «Тогда на хрена я покупал тебе кучу дорогущей техники? Сейчас выкину всю эту фигню в окно!» Крик услышал Артемий, выбежал из комнаты и встал между нами: «Не надо обижать маму!»
Ссор, о которых вспоминать больно, было не одна и не две...
