Впоследствии у Маши родилась чудесная дочка Катя, но с мужем, ради которого наша подруга даже приняла ислам, у нее не сложилось...
После ухода Маши Матвиенко уговаривал взять четвертую участницу, но мы возразили хором: у нас троих общая «фабричная» история, мы прошли одинаковые испытания, и вдруг с нами будет выступать какой-то чужой человек?!
«Ну вы даете! Как, однако, спелись!» — расхохотался Игорь, и вопрос был закрыт.
Мы с девочками действительно спелись — в прямом и переносном смысле. Стали практически сестрами, но, правда, мой характер, вспыльчивый, жесткий, давал иногда себя знать, и мы ссорились.
С детства я всегда и во всем лезла вперед.
Есть такое слово «выскочка». Оно резкое и мне не нравится, но что-то такое во мне было. Я пыталась «тянуть одеяло» на себя. Чуть что не по мне — скандал. Повод найти не составляло труда. В гримерке нет сока и фруктов? А подать сюда администратора! В гостинице холодно? Менеджера ко мне!..
Уравновешенная Саша Савельева еще как-то сносила мои выкрутасы, а Иришка Тонева, когда я устраивала очередной разнос, не выдерживала, вставала и выходила из комнаты. «Ишь ты! Она меня, видите ли, игнорирует! Ну ничего!» — думала я и затаивала обиду.
Но однажды Иру буквально прорвало, точно гейзер.
Видимо, критическая масса моих выходок зашкалила за предельно допустимый уровень. «Неужели ты не понимаешь, что своим поведением уничтожаешь нас?! — почти кричала она. — Ты обладаешь мощнейшей энергетикой, но вместо того, чтобы поддерживать ею группу, выплескиваешь на нас негатив. Сати, ты делаешь людям больно! Разве ты не видишь этого?!»
Я растерялась. Мне и в голову не приходило, что я кому-то причиняю боль. У меня такой тип нервной системы: врожденная нервозность, сильные перепады настроения. Я считала, что это только мои проблемы. Но тут до меня дошел наконец смысл маминых слов, которая говорила иногда по поводу моего «воспитания» младших сестер, что я могу быть уничтожающе жестокой.
В тот вечер мы с Ирой обе рыдали. Для меня это были слезы очищения и раскаяния. Хотя процесс внутреннего обновления был непростым и начался не сразу.
Простите меня, девочки, за то, что мучила вас и часто бывала невыносима. Вела бездумный, дурацкий образ жизни. Мне нравился вечный праздник: тусовки каждый день, кафешки, ресторанчики, клубы... Как я могла быть такой — не знаю.
Постепенно недовольство собой накапливалось, и однажды я почувствовала, что вот уже лет пять у меня тянется «день сурка». Одни и те же песни, одни и те же лица, одни и те же ситуации. Да, я добилась известности, зарабатываю хорошие деньги, у меня есть дорогие вещи, всякие другие блага... Но получив все это, я поняла, что это не совсем то, к чему я стремилась.
И что меня такая жизнь до-ста-ла!
Был момент, когда вообще хотела бросить шоу-бизнес. Если бы любимый сказал: «Забираю тебя в тундру», — я бы, не сомневаясь ни секунды, уехала. Но беда в том, что некому было меня в эту тундру позвать.
Не знала, что делать, как дальше жить. И тут во время зарубежных гастролей «Фабрики» я познакомилась с человеком, который мне очень помог. Можно сказать, спас...
Он мне нравился, и я хотела предстать перед ним в лучшем свете. Я стала работать над собой, старалась сдерживаться, не обижать людей по пустякам, жить со всеми в мире. Мне кажется, он появился в моей жизни именно для того, чтобы помочь мне измениться.
Узнав, что из-за гастролей «Фабрики» я оставила учебу, он огорчился. Это по его совету я поступила в ГИТИС и занялась йогой. Сказал: «Она поможет обуздать твой буйный нрав».
Хотя сначала я его не оценила. Он был богат. А я всегда настороженно относилась к ухаживаниям богатеньких. Считала, что все они одного поля ягода — испорченные, с гнильцой. Поэтому разговаривала с ним достаточно холодно. Но по возвращении в Москву с удивлением увидела его сначала на одном мероприятии, в котором участвовала «Фабрика», потом на другом... Живя за границей, он умудрялся отслеживать наше расписание и выкраивать время, чтобы увидеться со мной. Меня это тронуло.
Он оказался внутренне свободным, легким и в то же время мудрым человеком. Этим меня привлек и сразил.
Мы много говорили на совершенно отвлеченные философские темы, о том, зачем мы существуем, почему, добившись многого, не чувствуем удовлетворения, что дает людям возможность ощутить полноту жизни...
Больше всего мне нравилось, как он слушает: очень внимательно и с интересом. Он мне давал возможность улетать в мои фантазии и с восхищением воспринимал мои откровения... Я видела, чувствовала это восхищение. И как цветок расцветала от общения с ним.
Он был на двенадцать лет старше, выходец из России, давно и прочно осел на Западе, где имел успешный бизнес. Рядом с ним я чувствовала себя такой хрупкой, а он казался большим и сильным и так серьезно ко мне относился. Но при этом опытной рукой держал дистанцию, не давая мне броситься в омут с головой: «Ты счастливая, зарабатываешь тем, чем живешь, — душой.
Об этом мечтают миллионы, а удается только избранным. Нужно это ценить». Тем самым он как бы говорил: «Ты не сможешь и не должна бросить сцену из-за меня».
Первый год мы встречались раз в месяц. И мне казалось, что с моей гастрольной жизнью это то, что надо. Потом свидания стали происходить раз в два и даже в три месяца. Последние пару лет мы встречались раз в полгода. Это уже не отношения.
Я очень хотела, чтобы мы были вместе. Но с каждым днем все яснее понимала, что этому не бывать.
Время и расстояние сделали свое дело... Не вышло.
